Россия будущего - Россия без дураков!

Скажем, Иосиф Сталин очень высоко ценил «прогрессивную роль» в истории Малюты Скуратова. Он велел Эйзенштейну снять фильм «Иван Грозный» и отметить в нем прогрессивную роль Малюты и всей опричнины в целом. Наверное, восстань из гроба глава опричников Малюта Скуратов и посмотри на «себя» в этом фильме, удивлению его не было бы предела. Фильм творил миф, легенду — такого Скуратова, который был нужен Сталину. Который оправдывал бы политику Сталина как «исторически неизбежную».

Скажем, граф Алексей Константинович Толстой не особенно ценил Малюту, но очень любил князя Серебряного. Князь Серебряный в его описании вряд ли очень похож на себя живого, на реального князя Аникиту Серебряного, жившего в XVI веке. Это — тоже миф, но необходимый другим людям и для другого. Выдуманный Толстым, милейший князь Серебряный показывает, как хорошо быть русским европейцем, западником, какой это славный народ.

Нравятся не только люди. В разных эпохах, в разных русских государствах, в разном общественном кругу мы чувствуем себя то своими, то чужими. Наши представления о Древнем Новгороде могут быть очень далеки от реальности… Скажем, прочитали мы популярную книжку или исторический роман, напридумывали себе, как и что могло происходить… Было, может, и не совсем так, даже совсем не так — но для нас уже начал жить наш, нами придуманный Древний Новгород, и мы уже чувствуем себя в нем как дома.

Древний Новгород — слишком давно?

Но стать «своим» может и время Пушкина, и эпоха Александра II, и время контрреформ Александра, и эпоха Столыпина, и Гражданская война. А в пределах любого времени опять же ближе вам или дальше какие-то люди, общественные группы, сословия, типажи…

Лично на меня мир и покой снисходят в двух местах Старой России: в старых дворянских усадьбах пушкинского времени и в кабинетах петербургской профессуры конца XIX — начала XX века.

Почему? Очень понятно. Кабинеты профессуры — это «вчера» и моей семьи, и моего общественного слоя. Мой частный вариант приехать «в деревню к бабушке».

Побывать в доме интеллигентного помещика начала XIX века — в культурно-историческом смысле значит побывать «в доме у дедушки моей бабушки». В гостях у общественного слоя, который породил русскую интеллигенцию, жившую полувеком позже.

Когда я прохожу через барский дом в Тригорском или Михайловском, все говорит мне: я дома. Эти скрипучие некрашеные полы, побеленные стены, на которых висят порой весьма художественные картины и гравюры. Эти книги на разных языках, красивые старинные часы и музыкальные инструменты. Такое родное, с молоком матери всосанное сочетание небогатой и в то же время достойной, интеллигентной жизни, где все, связанное с культурой, ценится и составляет важную часть быта.

Не все помещики были таковы? Несомненно! Но дома 99 % помещиков и не превращены в музеи. Они никому не интересны, в точности как и их хозяева. А чувство духовной родины возникает у меня там, где есть творчество и есть духовная жизнь. Дело тут вовсе не в сословии. Иногда чувство сопереживания, даже чувство общности исторической судьбы вызывает никакой не интеллигент.

Всякий раз проходя мимо Казанского собора, я вспоминаю: это построил человек, до 26 лет бывший крепостным мужиком.

Андрею Никифоровичу Воронихину повезло — в родном селе Усолье Пермской губернии он не был с самого босоногого детства. Владелец Воронихина был разумен, добр, щедр и в 17 лет отправил способного парня учиться на художника. Тот и учился в Петербурге и за границей, а в 1786 году был выкуплен почитателями его таланта.

Уже под конец жизни, в начале XIX века, построил он два эти потрясающих здания: Казанский собор и Горный институт. Творчество Воронихина — и его постройки, и написанные им портреты — считается одной из вершин русской и мировой архитектуры.

Мне близок, симпатичен барин, с которым его умный крепостной пил кофе и вел долгие беседы об искусстве. Судя по всему, этому барину Андрей Воронихин был искренне благодарен, и уже вольным рисовал виды дворца и дачи Строганова под Петербургом, акварель «Вид картинной галереи в Строгановском дворце» (за нее он получил звание академика).

Симпатичен и бывший крепостной. Вероятно, были трудности со знанием языков, общей культурой — обычные сложности интеллигента первого поколения. Уважаю. Сочувствую. Солидарен. Жаль, не удастся познакомиться лично, нас разделяют века.

Ну ладно, Воронихин все же стал человеком вполне определенного круга.

Вот Николай Шипов сделаться им не сумел, и не по своей вине. Этот крепостной мужик вырос в торговой слободе, где иные мужики богаче барина. А помещик часто хочет вовсе не получить от них деньги!