Россия и Англия в Средней Азии

Несмотря однако же на такие дружественные отношения с эмиром, весна 1872 года принесла с собою те же обычные опасения, те же слухи о предстоящей войне, те же надежды на помощь авганцев и содействие англичан. Генерал-губернатор и на этот раз нашелся вынужденным успокоить эмира на счет наших намерений и предложил ему в видах успокоения умов, прислать в Ташкента посла, который бы во очию убедился в отсутствии каких бы то ни было приготовлений с нашей стороны.

Предложение это было принято и принесло ожидаемые результаты. Приезд посла дал повод отправить вместе с ним в Бухару агента министерства финансов г. Петровского, хорошо ознакомившегося с положением среднеазиатской торговли и способного выполнить возложенную на него задачу: определить, в какой мере бухарский рынок принадлежит нам и в какой степени своевременно закрыть его окончательно для английских товаров?

Наблюдения этого агента неопровержимо доказали, что торговое влияние наше на бухарский рынок ничтожно и что рынок этот принадлежит не нам. Что касается политического влияния, то венец его — уничтожение торга невольниками — оказался мыльным пузырем. В Ташкенте и ранее было известно через купцов, что торг этот существует по прежнему, но что русских чиновников не пускают на этот базар, а сами они не умеют или не хотят узнать истину. Однако же купцам не верили. Наконец г. Петровскому удалось видеть этот возмутительный торг непосредственно. Донесение его, впрочем, осталось без последствий, может быть и потому, что согласить такое явное противоречие с уверениями г. Струве казалось весьма трудным.

Как рынок — Бухара занимает первое место в ряду других среднеазиатских ханств, но, как мы сказали, она переполнена английскими товарами. Поправить дело можно, по нашему мнению, только тремя средствами: организовать солидную русскую компанию для непосредственной торговли с Бухарою, соединить азиатские рынки с нашими мануфактурами железным путем, для облегчения доступа нашим товарам или, наконец, занять рынок непосредственно. Дальнейшие события укажут, какой из этих трех мер придется отдать предпочтение.

Как бы ни было твердо намерение наше сохранить нынешния наши границы, но в каждую данную минуту обстоятельства могут свернуться в такой узел, развязать который придется способом Александра Македонского.

Самое простое и постоянно грозящее обстоятельство — это смерть нынешнего эмира. Приемники азиатских деспотов никогда не считают себя обязанными исполнять в точности условия, заключенные их предшественниками, которые и сами-то держатся уговоров только условно — пока это им выгодно — или пока над ними есть гроза. Весьма возможно поэтому, что со смертию эмира, нам придется начинать съизнова и вразумлять его преемника теми же средствами какие были употреблены и для нынешнего.

Лучшее средство для вразумления азиатских деспотов, конечно, не дипломатия, а стрелковая цепь. Не какому-нибудь полуграмотному Бердыкулу ^{15} обязаны мы обаянием русского имени и добропорядочным поведением соседних ханов, а нашим скромным линейным батальонам, нашим стрелкам, нашим казакам!

беспрекословная покорность, с которою эмир соглашался пропустить наши войска чрез свои владения во время хивинской экспедиции 1873 года, готовность, с какою он поспешил снабдить наш голодный отряд хлебом — все это не признаки бухарского к нам расположения, а признаки спасительного страха.

Просьба о хлебе была написана, конечно, в таком смысле, что вот-де в Хала-ата отряд простоит несколько дней и желательно бы было покормить людей свежим хлебом, а потому его высокостепенство сделает большое одолжение, если предложит своим купцам привезти на этот пункт тысяч пять пудов муки. Ужь одно количество требуемой муки указывало, что дело шло вовсе не о том, чтобы покормить людей свежим хлебом, а чтобы и было с чем идти дальше. Эмир, конечно, прекрасно знал, в каком затруднении находился русский отряд и поспешил задобрить голодного льва: 400 батманов (3,200 пудов) муки, 50 батм. ячменя и 30 батм. рису были немедленно посланы им в подарок генерал-губернатору с предупреждением в письме, что плату за этот хлеб он примет как оскорбление.