Россия и Европа

Клеветы поляков и Европы - при малом знании и даже, можно сказать, совершенном незнании России, при незнакомстве с нашими порядками, выставляемыми совершенно в ложном свете,- проникают так глубоко, что даже многие из передовых славянских мыслителей, всею душою преданных славянскому делу, пугаются каких-то призраков. Их страшит, с одной стороны, относительно самих себя - призрак властолюбия России, будто бы стремящейся уничтожить самобытность славянских народностей, поглотить их, как поглотила Польшу; с другой - относительно судеб человечества и цивилизации вообще - призрак всемирного владычества, которое для пропитавшегося гуманитарностью славянского сердца представляется чем-то ужасным, если бы даже это владычество принадлежало не иному кому, как им же самим, бедным угнетаемым славянам, угнетение которых никого не страшит, никому не кажется несообразным с истинной человечностью. Что славянская независимость, развитие славянского могущества противны Европе - это в порядке вещей. Напрасно и смешно было бы, с нашей или с какой бы то ни было стороны, стараться переуверить ее в этом. Но грустно, что так могут рассуждать сами славяне, даже сами русские. По мере сил наших постараемся рассеять этот напускной туман, начиная с властолюбия России.

Ответом и опровержением будут служить сами факты. Распространяться тут нечего; укажем лишь на всем известные примеры того, как поступала Россия с включенными в состав ее областями. Финляндии, отвоеванной у шведов, была дарована полная отдельность и самостоятельность: отдельное войско, не выходящее из пределов Финляндии, отдельная денежная, торговая и финансовая системы, даже конституция и парламент; к ней была присоединена от России уже около ста лет принадлежавшая ей область[6]; русский язык не был введен в ее школы; православие не сделано господствующей религией; она не была обращена в рынок для наших мануфактур; ни одной копейки финляндских доходов не идет на Россию; одним словом, ни в нравственном, ни в материальном отношениях Россия не только не эксплуатировала Финляндии, а, совершенно наоборот, всегда простирала к ней свою руку помощи. Остзейский край не только не был обрусен, но самое могучее орудие его обнемечения - Дерптско-германский университет был основан русским правительством и на его счет содержится. Не только русское правительство не содействовало обрусению края, но противопоставляло ему преграды, даже когда оно вызывалось естественным ходом вещей,- и все опять-таки из страха прослыть угнетателем народностей, политически соединенных с Россией. Самый пример Польши, так часто выставляемый против России, есть, в сущности, лучшее доказательство того же. Польша пользовалась, по соединении с Россией, государственною самобытностью и конституционною жизнью; при русском владычестве распространилось польское влияние на Западную Россию при посредстве Виленского университета, целой системы народного образования и многого другого. Только явные, грубые попытки поляков присоединить к себе силою Западную Россию открыли нам глаза,- и то, как кажется, только на время[7]. Хотя я говорю все это, конечно, уже вовсе не в похвалу России, ее правительству и ее общественному мнению, но тем не менее эти явления ясно указывают, что от государства, поступавшего подобным образом с включенными в состав его частями, союзникам его нечего опасаться за свою независимость как политическую, так и народную; нечего бояться за переступление пределов чисто внешнеполитической союзной гегемонии. Всякая более тесная внутренняя связь была бы, конечно, предоставлена единственно той родственной, национальной симпатии, которая не могла бы не привлекать друг к другу членов славянской семьи, после того как разделяющие их внешние преграды были бы сломаны и они взялись бы за общее историческое дело.

Но этого мало. Если Россия поступала таким образом часто к собственному своему вреду, то будет ли она поступать иначе, когда самый очевидный, самый простой расчет будет побуждать ее воздерживаться от всякого вмешательства во внутренние дела своих союзников, не касаться ни их политической, ни их народной самостоятельности?

В самом деле, в чем могут заключаться для России ближайшие, осязательные политические выгоды от образования Всеславянского союза (о высшем культурно-историческом значении которого мы здесь не говорим)? Конечно, в увеличении внешнего могущества, в обеспечении (как себя, так и своих союзников) от напора враждебного Запада, дабы в спокойствии силы и братском общении мочь развивать задатки своего внутреннего нравственного и материального благосостояния и величия. Простейшее и единственное средство для достижения этой цели - невмешательство во внутренние дела своих союзников и беспристрастное примирительное влияние на взаимные отношения их между собою в их спорах, притязаниях и честолюбивых поползновениях.