Россия и Европа. Том 1. 1462-1921 Европейское столетие России. 1480-1560

И чтобы чего доброго не подумал читатель, что спор наш о време­нах давно прошедших, вот вам самый недавний, самый свежий при­мер живучести — и могущества — Правящего Стереотипа. В начале мая 2000 Лэда такая солидная организация, как Совет Взаимодей­ствия (Interaction Council), состоящая из бывших глав правительств, созвала в Стокгольме представительную конференцию, посвящен­ную будущему России. Пригласили виднейших экспертов, в том чис­ле и из Москвы. И что вы думаете? Одним из главных препятствий свободному рынку в сегодняшней России объявлено было в резолю­ции то обстоятельство, что «сама идея частной собственности — в ос­новном на землю — появилась в России лишь в 1785 году. До этого все принадлежало царю».¹⁹

18

А.Л. Янов. Россия против России, Новосибирск, Сибирский хронограф, 1999.

¹⁹ New York Herald Tribune, May 5, 2000.

И никто, включая московских экспертов, не протестовал, не на­помнил конференции, что еще за три столетия до 1785 года Ивану III, которому, если верить Правящему Стереотипу, должна была безраз­дельно принадлежать вся собственность в стране, приходилось отча­янно бороться за землю с церковью, крупнейшим её собственником. Что, более того, богатство и авторитет этого несуществовавшего, со­гласно Стереотипу, собственника земли вовсе не равнялись силе и авторитету государя. Церковь была намного сильнее.

Глава третья Иосифляне и нестяжатели

Теперь, я надеюсь, читатель понимает, почему ЮНЕСКО могла финансировать издание VIII тома, где, конечно же, и речи нет о борь­бе за землю между великим князем и церковью. И уж тем более о борьбе за неё между «лутчими» людьми российской деревни и по­мещиками. И вообще о том, что борьба за землю, собственно, и бы­ла той осью, вокруг которой вертелась вся история досамодержав- ной России.

Наследие ига

Когда Москва лишь грезила о единстве Руси и верховенстве над нею, когда покой, наступивший при Иване III, ей еще только снился, была уже русская церковь едина и жестко цент­рализована. Таких мощных привилегий и иммунитетов, каких она добилась, не знала, возможно, ни одна другая церковь в Европе. И всем этим обязана она была не Константинополю и не Москве, а монголам. Именно они принесли ей богатство и могущество. И ес­ли уж искать корни монгольского влияния на Москву, то, как ни па­радоксально это звучит, искать их следовало бы прежде всего в цер­кви времен ига. Недаром уже в XVI веке, столетие спустя после осво­бождения от Золотой Орды, именно на её «ярлыки», не стесняясь, ссылались московские иереи, защищая свои феодальные гнезда.

А были эти ярлыки неслыханно щедры. От церкви, — гласит один ханский указ, имевший силу закона, — «не надобе им дань, и тамга, и поплужное, ни ям, ни подводы, ни война, ни корм, во всех пошлинах не надобе им ни которая царева пошлина». И не только от церкви, но и от всех, кому она покровительствовала, не

надобе была Орде пошлина: «а что церковные люди, мастера, со- кольницы или которые слуги и работницы и кто ни будет из людей тех да замают ни на что, ни на работу, ни на сторожу». Помимо га­рантии церковных имуществ, освобождения от всех пошлин и нало­гов, повинностей и постоев, и вообще от всех тягот ига, вручалось еще церкви верховное право суда и управления своими подданны­ми: «а знает митрополит в правду, и право судит и управляет люди своя в чем ни буди: и в разбое, и в поличном, и в татьбе, и во всяких делех ведает сам митрополит один или кому прикажет».²⁰ Удиви­тельно ли, что по подсчетам известного историка церкви митропо­лита Макария за двести лет ига основано было на Руси 180 новых монастырей?²¹

Поистине посреди повергнутой, разграбленной и униженной страны стояла та церковь, как заповедный нетронутый остров, как твердыня благополучия.

Но завоеватели вовсе не были филантропами. Они платили цер­кви — за коллаборационизм, за то, что она положила к их ногам ду­ховный свой меч. У нас нет сейчас нужды отслеживать, как склады­вались на протяжении столетий ее отношения с монгольским сюзе­реном и как, когда пришло время, она ему изменила. Но долго не имела Орда оснований жалеть о своей щедрости. В XIV веке, напри­мер, церковь помогла ей разгромить антимонгольское восстание в Твери. Как бы то ни было, не церковь была обязана Москве своим возвышением и могуществом, а Москва — церкви.

Несомненно, что Иван III был первым русским государем, осоз­навшим роковую опасность этого наследия ига. Да и мудрено ли? Да­же авторы Тома VIII не могли не заметить, что невозможно было для него «согласиться с существованием государства в государстве». Тем более, что «церковь с её огромным религиозным влиянием, зе­мельными богатствами, многочисленными льготами стала порою со­перничать с великокняжеской властью»²² Но великому князю тем не

М.Н. Покровский. Очерк истории русской культуры, изд. 3-е, М., Мир, с. 218.

Митрополит Макарий. История Русской церкви, т. VII, Спб., 1891, с. 54.

²² Том VIII, с. 136.

менее приходилось считаться с церковным землевладением как со священной «стариной».