ческие ошибки 1908-1917 гг. не только живы в нашей памяти, но и расписаны во всех подробностях в сотнях томов, тогда как ошибки 1549-1
5бо-х темны и мало кому известны? Или, может быть, разгадка в могуществе Правящего Стереотипа, из-под завалов которого так и не сумела выкарабкаться постсоветская историография — и в неожиданно подкрепившем его «неоевразийском реванше», о котором говорили мы во введении?в современность
Как проверить эту гипотезу? Ничего лучшего для этого, казалось бы, не придумаешь, нежели внимательно присмотреться к тому VIII, как раз и претендующему на взгляд, так сказать, с птичьего полета на всю тысячелетнюю историю страны, подводя в известном смысле итоги первому десятилетию постсоветской историографии. Другое дело, что авторы этого роскошного подарочного тома (больше 8оо крупноформатных страниц убористого шрифта) склоняются как раз к тому, что «цивилизационный откат» XVI века и впрямь был судьбою России. И смешно поэтому говорить о чьих-либо ошибках. И нет в нем, стало быть, виноватых.
Ну, разве что несчастное сиротское детство будущего Грозного царя, из которого вышел он «недоверчивым, пугливым, нервным».12
Нет, конечно, были* добавляют авторы, и другие обстоятельства, повлиявшие на характер царя. Например, двухсотлетнее ордынское иго. Нельзя ведь в самом деле забыть, что «Москва перенимала из Орды многие порядки управления, а главное — безусловное и полное подчинение золотоордынскому владыке... В этом смысле власть московских князей... сформировалась под влиянием не столько далеких западных королевств... сколько под влиянием близких восточных деспотий».13Положим, Литва и Польша были все-таки поближе восточных деспотий. Но так или иначе мы пока что в пределах все того же Правя-
Отступление
Там же, с. 147. Там же, с. 144.
щего Стереотипа. Читатель, надеюсь, помнит его главный постулат, что ордынский «черный ящик» каким-то образом полностью преобразовал саму цивилизационную природу русской государственности. Войдя в него вполне европейской Киевско-Новгородской Русью, вышла из него страна деспотическим монстром. Семь столетий арабского владычества так почему-то и не сумели сделать ничего похожего с испанской или с португальской государственностью, а вот двух веков золотоордынского владычества оказалось, видите ли, вполне достаточно, чтобы сделать это с государственностью русской.
Всё это, впрочем, абстракции, попытка задним числом объяснить самодержавную революцию Грозного. Как, однако, быть с конкретными фактами? С Европейским столетием России, например, случившимся, как мы помним, после свержения ига? Как быть с царствованием Ивана III, с вполне европейским преобладанием денег над барщиной, с расцветом идейного плюрализма в 1490-е или с опередившей Европу стратегией церковной Реформации, которые уж никак не могли быть заимствованы у «восточных деспотий», сколь бы близко они ни располагались? Просто потому, что не было и быть не могло ничего подобного в этих деспотиях. Как быть, наконец, с реформами Правительства компромисса — с ограничением царской власти или с введением местного самоуправления?
Тут на помощь авторам тома VIII приходит другой, уже известный нам постулат Правящего Стереотипа — об однолинейности развития средневековой Москвы. Помните, Юрьев день как первый шаг крепостного права или «тоталитаризм» Ивана III как увертюру к тирании Ивана IV?
Оказывается, что влиянием «близких восточных деспотий» можно объяснить, по мнению авторов тома VIII, не только революционные события 1560-х, но и вообще «власть великих московских князей, в первую очередь Ивана III, Василия III, а позднее Ивана IV Грозного».14
Иначе говоря, ни расцвета идейного плюрализма при Иване III, ни стратегии Реформации не было, как не было никакой самодержавной революции при Иване IV. Все они одним мирром14
Там же.мазаны. И даже то удивительное обстоятельство, что при Иване III люди с Запада бежали в Россию, а в 1560-е они почему-то побежали в противоположном направлении, повисает вдруг в воздухе.
Что поделаешь, словно бы говорят они читателю, у Правящего Стереотипа свои законы и не нам их нарушать. Тем более на деньги ЮНЕСКО, спонсирующей наш том. И ведь правда, так делают многие эксперты — и на Западе и в России. Особенно в России, где политики всех цветов спектра рутинно декларируют, что их родина всегда была «страной рабов». И что-то я не слышал, чтобы эксперты публично дезавуировали своих безответственных сограждан. Несмотря даже на то, что политики эти регулярно ссылаются как на высший свой аргумент на «тысячелетнюю историю России». Иначе говоря, включают в нарисованный ими «холопский» ландшафт не только Европейское столетие России, о котором у нас речь, но даже три с половиной столетия Киевско-Новгородской Руси, когда, как знает любой эксперт, традиция вольных дружинников решительно преобладала над холопской.