проявило Правительство компромисса, однако, не в одном лишь деле нестяжателей. Оно не сумело воспользоваться исторической возможностью, которая сама шла к нему в руки. Ведь в отличие от Ивана III располагало оно решающим политическим инструментом, уж наверняка способным сломить сопротивление иосифлян. Я говорю, конечно, о Земском соборе. Тем более, что в его распоряжении был уже и европейский опыт последних десятилетий. Именно Риксдаг (шведский парламент) поддержал Густава Вазу, когда в 1527-м он возглавил штурм церковного землевладения. И семь лет спустя при Генрихе VIII в Англии именно Реформационный парламент закрыл все монастыри в стране. Короче, живой опыт уже доказал, что ни апелляции к иерархии, ни кадровые перестановки не решают дела в такой гигантской политической операции. Только нация в лице своих представителей оказалась способной открыто противопоставить себя церкви. Правительство не обратилось к нации. Даже знаменитые царские вопросы 1551-го обращены были к церковному Собору, а не к Земскому.
Известно, что даже с реализацией законов, утвержденных Земским собором, у правительства были серьезные трудности. Например, исследования Н.Е. Носова показывают, что и административная реформа введена была в два приема — в 1551-1552-м и в 1555-1556-м.
В промежутке как будто имело даже место попятное движение. В течение нескольких лет судьба Великой Реформы висела на волоске. Но здесь правительство стояло твердо и усилия его были вознаграждены. С отменой тарханов, однако, т.е. с реформой, непосредственно задевавшей интересы церкви, вышло по-другому. И правительство уступило — несмотря даже на то, что сама иосифлянская иерархия проголосовала за новый Судебник. Такова была вторая ошибка реформаторов.
емы военной
реформы
В связи с Казанской войной и административной ре-
формой на первый план вышла проблема модернизации армии.Тем более была она остра, что теснейшим образом переплелась с той же, как мы уже знаем, определяющей для судеб страны борьбой между «деньгами» и «барщиной». Ведь любительская помещичья конница, составлявшая ядро тогдашней московской армии, жила, как и только что отмененная наместничья администрация, за счет «кормов», которые получала с крестьян на землях, отданных ей в служебное владение. И порядки, которые она там установила, ничуть не отличались от наместничьих. Об отношении помещиков к крестьянам во всяком случае вполне можно было сказать словами того же летописца: «не быша им пастыри и учители, но сотвориша гонители и разорители». Отменив кормленщиков в гражданской администрации, следовало ли терпеть их в армии?
Тем более, что к середине XVI века едва ли могли оставаться У московских генералов сомнения, что толку от помещичьей конницы мало. Недаром же именно в канун отмены «кормлений» в состав армии введен был шеститысячный корпус стрелецкой пехоты. Достаточно прочитать главу о штурме Казани в «Истории Ивана IV», написанной в изгнании Курбским, чтобы увидеть — без стрелецкой пехоты и артиллерии победа никогда не была бы одержана.
Короче, национальная безопасность требовала радикальной военной реформы, т.е. введения постоянной профессиональной армии
i
с нормальным европейским балансом между каваЬерией и пехотой. Так же, как местное самоуправление было конкурентом воевод, стрельцы стали конкурентами помещиков. И весьма успешными.
Ясно, однако, что такая реформа тотчас лишила бы помещиков той военной монополии, на которой всё в их жизни держалось. И слишком уж ценными союзниками были они для церкви, чтобы она дала их в обиду. Вот какой крутой завязывался вокруг военной реформы политический конфликт. Отмена помещичьих «кормлений» должна была казаться правительству столь же необходимой для национальной безопасности государства, сколь и отмена наместничьих «кормлений» для его бюджета.
Согласно распространенному стереотипу, несостоятельность помещичьей конницы проявилась лишь столетие спустя, в XVH веке. На самом деле первый сигнал о неблагополучии в армии поступил еще в 1501 году, когда магистр Ливонский Плеттенберг напал на Псков и против него была послана огромная армия во главе с лучшим московским воеводой Даниилом Щеней. Она во много раз превосходила ничтожный численно отряд магистра, но сокрушить его не смогла. Какой-то органический порок мешал московским воинам справиться с немецкой пехотой. В чем же было дело? Ответ на этот вопрос дает нам опять-таки европейский опыт.