Естественно, что не прошло и двух десятилетий, как Саиб Гирей снова появился под Москвой с ордою. И на этот раз шли уже с ним открыто «турецкого султана люди с пушками и пищалями». Шли нагай- ская, кафинская, астраханская, азовская, белгородская орды. Ожил, казалось, старинный кошмар Москвы. Опять, как при недоброй памяти ханах Золотой Орды Тохтамыше, Едигее, Ахмате, двигалась на неё вся большая татарская рать. Опять от имени ребенка-государя (Ивану было 11 лет) призывали воинов за «святые церкви и за православное християнство крепко постоять». Опять, укрепляясь духом, говорили россияне, прочитав призывную грамоту к братьям и сестрам: «Послужим государю малому и от большого честь примем... Смертные мы люди, кому случится за веру и за государя до смерти пострадать, то у Бога незабвенно будет, а детям нашим от государя воздаяние будет».31
Страшно подумать, как они ошибались. Кровью и железом воздаст их детям «большой государь».
С/И.
Саиб Гирея от Москвы отбили. И на этот раз сигнал грозной опасности был, наконец, услышан. С приходом Правительства компромисса фронт московской политики, пусть с четвертьвековым опозданием, начал поворачиваться на Юг. Первый успех на этом новом историческом повороте — разгром и ликвидацию поволжских ханств — нельзя, однако, было считать финалом новой, антитатарской стратегии. Ведь оставался Крым. А за ним маячила Турция. И ждать покоя от них отныне было нельзя.
Более того, покорение Казани не улучшило, а ухудшило международное положение Москвы. Казань была татарским царством лишь по имени, на самом деле она представляла собою многонациональное государство. Под татарами в ней сидели, как выразился Курбский, пять языков: мордва, черемисы, чуваши, вотяки и башкиры. Москва неожиданно для самой себя становилась империей.
Между тем весь план Реконкисты, если помнит читатель, опирался как раз на принцип национальной и религиозной однородности русского государства. Именно на нем, как мы знаем, и строил Иван III свою стратегию расчленения Литовской империи. Теперь, когда империей оказывалась Москва, очевидно было, что именно на этом и постараются сыграть турки.
Еще в 1520-е крымский хан уверял, что Казань — «юрт наш». По-татарски это как раз и значило «отчина». Отсюда был лишь один шаг, чтобы «юртом нашим» объявил Казань и султан — обретая священное право добиваться расчленения России. Короче, останавливаться на полдороге, не покончив с притязаниями султана раз и навсегда, было нельзя. Сам статус Москвы как великой державы зависел теперь от этого. Просто не могла она вступить в европейскую семью полноправным членом, покуда висела над нею тень зависимости от Турции.
Да и в самом непосредственном смысле Крым был смертельно опасен. Он держал под контролем богатейшие области страны. Юг, ее потенциальный хлебный амбар, лежал мертвым — копыта татарских коней превратили его в пустыню. Даже не нападая, Крым разорял Москву. Даже не имея сил покорить её, способен он был вызвать в ней национальный кризис. Так, по-видимому, и рассуждали поли-
Цена ошибки
КОНЕЦ ЕВРОПЕЙСКОГО СТОЛЕТИЯ РОССИИ
тики Правительства компромисса. И правота их подтвердилась самым жестоким образом. Отказ от антитатарской стратегии и впрямь вызвал в Москве национальный кризис.
Поход Девлет Гирея в 1571 году не был обычной татарской грабительской экспедицией. На этот раз шли крымчаки отвоевывать Казань и Астрахань. Не застав царя в Кремле, они сожгли Москву. Такого пожара страна еще не видела. Почти всё население города погибло в огне. Те, кто спрятался от огня в каменных подвалах, задохнулись от дыма, в том числе главнокомандующий московскими войсками старший боярин Иван Петрович Вельский. Улицы были завалены обгоревшими трупами. Их сбрасывали в реку, но так много их было, что и «Москва-река мертвых не пронесла». Город пришлось заселять заново.
Иван IV, сбежавший из Москвы, бросив свою столицу на произвол судьбы, был так перепуган, что соглашался даже отдать Девлет Гирею Астрахань. Но тот издевательски ответил, что одной Астрахани ему мало, требовал Казань. Только вмешательству Европы обязана была тогда страна своим спасением. Но об этом чуть дальше. Сначала о долговременных последствиях нашествия 1571 года. Дело втом, что историки практически единодушно связывают с ним хо- зяйственную'катастрофу, постигшую Россию в 1570-е.