Россия и Европа. Том 2

«По отношению к туркам мы находимся теперь в самом благоприят­ном положении... Мы можем сказать, вы отказываетесь обещать нам искреннее, действительное покровительство вашим христианам, ко­торого мы единственно требуем... так мы требуем теперь освобож­дения славян — и пусть война решит наш спор. Наши враги... только и ждут, чтоб мы обробели и отказались от миссии, нам предназна­ченной со времени основания нашего государства».^и? На сэра Гамильтона, однако, торопливость Николая произвела впе­чатление прямо противоположное. Император показался ему «не­компетентным и опасным».¹⁴⁸ Он полагал, что «государь, который с таким упорством настаивает на немедленном падении соседнего государства, в душе твердо решил, что наступила пора не дожидать­ся его разложения, а ускорить его».¹⁴⁹ Таким образом, император, вопреки совету Бруннова, способствовал расколу в рядах сочув­ствовавших ему тори, на этот раз действительно сделав шаг к про­верке нашего теста. Хворосту в костер подбросил меморандум Нес­сельроде, попытавшегося исправить ошибку Николая: «Истинные намерения императора другого, высшего порядка, нежели это представляют себе в Константинополе, а возможно, и в других мес­тах... Его Величество руководится своей совестью».¹⁵⁰

Автор предисловия к книге Голдфранка заметил по этому по­воду: «Самодержец, в распоряжении которого огромная армия и который „руководится своей совестью," — устрашающий фено- мен в современной истории».¹⁵¹ Во всяком случае торийский ми­нистр Кларендон, прочитав меморандум Нессельроде, не пове­рил своим глазам. «Либо я сплю, — воскликнул он, — либо Россия всё это время нас дурачила».¹⁵² А царь еще и усугубил свою ошиб-

М.П. Погодин. Цит. соч., с. 79. David Goldfrank. Op. crt., p. 127. «История», т. 5, с. 207. David Goldfrank. Op. crt., p. 150. Ibid., p. XVII. Ibid., p. 153.

ку, без всякой надобности оккупировав, опять-таки вопреки со­вету Бруннова (и даже Меншикова), дунайские княжества. Дип­ломаты советовали оккупировать любую область в азиатских владениях Турции, например, Баязет или Каре. В этом случае уг­роза касалась бы одной Турции и не насторожила бы ни Англию, ни Австрию. Но что они, эти прозаические люди, могли понимать в «миссии, нам предназначенной со времени основания нашего государства»? Ведь, как уже объяснил нам Нессельроде, Его Ве­личество мыслил в другом, непостижимом для обычных полити­ков измерении.

Конечно, царя беспокоила позиция Англии. Но в конце концов, говорил он, «и это меня не остановит. Я пойду вперед своим путем, как диктуют мне мои убежден ия и как требует достоинство России... Я буду настаивать на этом до последнего рубля в казне и до послед­него человека в стране».[26] Так Россия фактически объявила Турции войну — девятую по счету, начиная с 1676 года.

Глава пятая

еоаочнь,йвопрос Ру_ССКО"ТурвЦКаЯ

W

ВОИНа Вопреки Тютчеву (и Кожинову), однако, Европа и тут не торопилась сделать России «гнус­ность», воспользовавшись нетерпением Николая. Безтсомнения Турция могла рассматривать «превентивную» оккупацию княжеств как повод к началу войны. Тем более, что английская и француз­ская эскадры уже стояли на якоре в Безике, в двух шагах от Дарда­нелл, и Александрийская дивизия, прибывшая из Египта, окопалась в Босфоре, разрушив тем самым первоначальные планы императо­ра о внезапном десанте.

Но вместо того чтобы ответить на вызов России, Турция обрати­лась к посредничеству держав, подписавших договор 1841 года. Дер­жавы откликнулись. К концу июля их посланники, собравшиеся в Ве­не, выработали примирительную ноту, удовлетворявшую все офици­альные пожелания России о «ключах» к святым местам. Что касается её покровительства православным, то нота была составлена в таких

неопределенных выражениях, которые давали возможность Нико­лаю отступить, сохранив лицо — и предотвратив войну.