Россия и Европа. Том 2

«Венская нота», однако, не удовлетворила ни Россию, ни Тур­цию — именно потому, что обе требовали формулировок вполне оп­ределенных. Россия желала твердого обязательства Турции отка­заться от суверенитета над её православными подданными. А в Тур­ции, говоря словами французского историка, опять «пробудился мусульманский фанатизм, раздраженный изданием в России мани­феста, которым Николай призывал к крестовому походу против ту­рок. Улемы требовали, чтобы султан объявил царю войну или отрек­ся от престола».¹⁵⁴ Повторялась история султана Махмуда. На крес­товый поход царя улемы требовали ответить джихадом. Россия опять срывала турецкую реформу. Чтобы спасти её, 8 октября 1853 года Омер-паша потребовал от России очистить княжества в 15-днев­ный срок. 23 октября русско-турецкая война началась.

Глава пятая

Восточный вопрос

победа На Дунае

11 иисда На Дунае она складывалась скверно для России. Омер-паша оказался не только удачли-

вым реформатором, но и искусным полководцем в отличие от Н.Д. Горчакова, командовавшего русской армией. К тому же турец­кие войска были вооружены лучше русских — у них было больше на­резных руж^й и стреляли турки хорошо. После очередного сражения Николай был близок к отчаянию. «Ежели так будем тратить войска, — писал он Горчакову, — то убьем их дух и никаких резервов недоста­нет на их пополнение... Потерять 2000 лучших войск и офицеров, чтобы взять 6 орудий... это просто задача, которую угадать не могу, но душевно огорчен, видя подобные распоряжения».¹⁵⁵

Тут бы и одуматься Николаю. Если его войска оказались не в си­лах один на один одолеть турок в поле, то как, спрашивается, будут они выглядеть против европейских армий? Менее уверенный в сво­ей новой миссии политик услышал бы, наверное, в дунайских не-

«История», Т. S, с. 210.

ИР, вып. 9, с. 227.

удачах грозный сигнал остановиться, оглянуться. Но царь уже заку­сил удила. Тем более что националистическая публика была от вой­ны в восторге. «От всей России войне сочувствие, — сообщал из Пе­тербурга С.П. Шевырев Погодину, — таких дивных и единодушных [рекрутских] наборов еще никогда не бывало. Крестовый поход. Го­сударь сам выразился, что ему присылают Аполлонов Бельведер- ских на войну: в течение 29 лет он ничего подобного не видывал».¹⁵⁶ Это Линкольну могло показаться полтора столетия спустя, что после 1848 года Николай безнадежно одряхлел. У Шевырева, наблю­давшего императора собственными глазами, было совсем другое впечатление: словно бы, обретя новую миссию, Николай торопился начать новую жизнь. «Государь весел, — писал он. — Война и война, нет слова на мир».¹⁵⁷ Чтобы поддержать в обществе патриотический энтузиазм, Николаю сейчас нужна была громкая победа, которая ра­зом затмила бы все известия о вялотекущем конфликте на Дунае. И Николай принял роковое решение. Вопреки ясному предостере­жению англичан, что они гарантировали туркам безопасность их портов, император распорядился начать морскую войну.

18 декабря адмирал Нахимов вошел на рейд Синопа — и после четырехчасового боя потопил турецкий флот (что, как выяснилось впоследствии, было не так уж и трудно, имея 716 орудий против 476 турецких). Но это и впрямь была долгожданная победа и Россия по­лыхала патриотическим торжеством. С.Т. Аксаков писал тому же По­годину: «Нахимов молодец, истинный герой русский».¹⁵⁸ Адресат то­же, конечно, пребывал в восторге: «самая великая и торжествен­ная минута наступила для нас, какой не бывало, может быть, с Полтавского и Бородинского дня».¹⁵⁹ Патриотических стихов по­явилось несчетно. И публика была уверена, что синопская победа «посбавит спеси у Джона Буля» (так презрительно называли теперь в Петербурге англичан).

На самом деле это было начало конца. Можно сказать, всё, что произошло дальше между Европой и Россией — высадка союзных

Там же, с. 591.

Н. Барсуков. Жизнь и труды М.П. Погодина, Спб., 1888-1910,22 тома, т. 13. с. 18-19.

ИР, вып. 9, с. 28.

М.П. Погодин. Цит. соч., с. 8о.

войск в Крыму, штурм Севастополя, капитуляция, — произошло из-за этой нелепой пощечины, которую Николай отвесил «Джону Бу­лю». Потому что в действительности свалила она правительство то­ри в Лондоне. Все их антивоенные усилия в одночасье пошли пра­хом. «Меня обвиняют в трусости, в том, что я изменил Англии ради России, — жаловался теперь Бруннову лорд Абердин, — я больше не могу бороться, я не смею показаться на улице».¹⁶⁰ И правда, принца Альберта, мужа королевы Виктории и антивоенного активи­ста, на улице освистали. Предсказание Абердина сбылось. Он, как мы помним, говорил Бруннову: «Я этой войны вести не буду, пусть её ведет кто-нибудь другой». Этот другой, давний, как мы знаем, не­доброжелатель России, Пальмерстон, был теперь у руля.