Честно говоря, важны эти свидетельства полуторастолетней давности главным образом для тех читателей, кто не пережил «черную дыру» сталинизма, поразительное сходство которого с николаевской эпохой так потрясло Джорджа Кеннона.Тем, к сожалению, уже немногим, кто пережил, нет нужды рассказывать о том, как «младенцы умирали у груди матерей» или как безжалостно калечили умы последующих поколений сверхдержавные амбиции, возведенные в ранг государственной идеологии. Даже брежневское, посттоталитарное время, когда идеология эта лишь догнивала в номенклатурных кабинетах, и то оставило после себя безнадежно расколотую элиту, значительная часть которой, как мы еще здесь увидим, и сегодня страдает сверхдержавными комплексами. Что ж удивляться жалобам Головнина и Соловьева, переживших подобный кошмар во второй четверти XIX века? Таков был тогда воздух эпохи, над которым годы, казалось, невластны.
наполеоновского комплекса ИДеЙНОв НаСЛвДИв
Николая И это обстоятельство невольно наводит на мысль, что есть еще одно измерение загадки николаевской России, на которое «восстановители баланса» попросту не обратили внимания. Все они считали свою задачу исчерпанной, убеждая читателей, что в царствовании Николая были не только дурные, но и хорошие стороны. Одни, как Брюс Линкольн, подчеркивали, что, по крайней мере, «все было тогда определенно и жизнь предсказуема».17
Другие, как Б.Н. Миронов или В.В. Кожинов, добавляли к этому упреки в адрес «писателей и современников», якобы оболгавших императора, и дипломатов, якобы его обманывавших. Третьи, как А.Н. Боханов, только удивлялись «ненавистникам российского государства», так до сих пор и не сумевшим понять столь очевидную для него истину, что «монархи в России получали свои прерогативы не от народа, а от Всевышнего, наделявшего их властью на земле».18 Не понимают, мол, а всё пытаются судить земным судом помазанника Божия.