Россия и Германия. Стравить! От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона. Новый взгляд на старую войну

Николай Карлович Гирс происхождения был шведского, а душу имел русскую. К началу девяностых годов ему уже исполнилось семьдесят лет, и почти десять он сидел в кресле министра иностранных дел России. Он был умен, опытен и потому выступал за осторожное сближение с Германией. «Даже видимость того, что Россия ищет дружбы Франции, скорее ослабит, чем укрепит наши позиции», — резонно считал Гирс.

Был он, впрочем, также и послушен. И поэтому ему пришлось вскоре заключить франко-русский пакт, как того требовали Александр III и российская (хотя далеко не русская) биржа. Заключить вот в какой обстановке…

Практически весь мировой капитал боялся прочного русско-германского союза, боялся, пожалуй, больше, чем чего-либо другого. Такой союз делал невозможной большую континентальную войну в Европе, мог сорвать множество замыслов. Противостоять же военной силой такому союзу было бы очень сложно. Англия и США не имели сухопутных армий, а Франция… Вот Франция-то как наиболее обеспокоенная сторона и ринулась обрабатывать Россию в пользу заключения прямого военного союза с ней. Естественно, против Германии.

Даже тугодумный Александр III колебался. Позиция же Гирса была категорически отрицательной. Судьбы многих будущих прибылей повисли в сером воздухе петербургского мая 1891 года… А Франция все настоятельнее хотела быть уже не только ростовщиком для России, но и ее старшим воинским начальником.

В качестве кредитора французские Ротшильды обещали устроить России очередной заем. Через русских евреев они финансировали почти все железнодорожное строительство в стране и контролировали большую часть банковской системы. И вдруг… Альфонс Ротшильд заявил, что с радостью разместил бы в Европе заем российского правительства, но «не сможет этого сделать, пока в России не прекратятся преследования несчастных евреев». Если учесть, что в Петербурге на одного банкира русского приходились четыре банкира соплеменника Альфонса, то претензии были «обоснованными».

Впрочем, российские друзья парижского шантажиста намекали царю, что если Александр заключит договор, то для союзника могло бы быть и послабление. Александр колебался… Гирс же был тверд. Тогда Ротшильд расторг договор с царём, и…

И уже в июле 1891 года бородатый самодержец, сняв фуражку (чтобы не отдавать честь), слушал «Марсельезу». А французский флот, приглашенный с «визитом дружбы», швартовался под звуки революционного гимна у фортов Кронштадта. Кредиты были получены, летом 1892 года в Петербурге прошло первое совещание начальников русского и французского генштабов. К началу 1894 года франко-русская военная конвенция была подписана и взаимно ратифицирована. Теперь, начав войну с Францией, Германия автоматически получала и войну с Россией.

Сломать русско-германские отношения было нелегко. До статочно сказать, что первый торговый договор между двумя монархиями был заключен лишь в конце XIX века. Не потому, что не было торговли, а потому, что раньше она шла «по-родственному». Уж очень сильными были династические и экономические связи.

Однако Александр III позволял себе в разговоре припугнуть молодого Вильгельма II тем, что он, мол, наводнит Германию казаками. В устах мало склонного к шуткам русского императора такие угрозы производили на немцев устрашающее впечатление. К тому же немцы не забывали о факторе «ночной кукушки». Ведь женой Александра III — русской императрицей — была датчанка, к Германии относившаяся традиционно враждебно.

России вообще всегда везло не только на «серых кардиналов», но и на подобных «серых кукушек». Резкий отворот от Берлина совершил Александр III, а помогал ему в этом министр финансов Сергей Юльевич Витте — счастливый муж разведенной еврейки Матильды Ивановны Нурок, по первому браку — Лисаневич, а также друг парижских Ротшильдов и петербургского банкира Адольфа Юльевича Ротштейна.

* * *

И Ротштейны и Ротшильды все более вертели политикой России, как хотели. 18 июня 1895 года давний сотрудник Гирса граф Ламздорф внес в свой дневник следующее: «Наш посол беспокоится за судьбу нашего займа и уверяет, что французские капиталисты не дадут ни копейки, если в займе будут участвовать англичане или немцы. Он приписывает все зло прежде временному разглашению сведений агентом Ротштейном; тот беседовал с Ротшильдом еще до обращения в кредитные учреждения…». А месяцем ранее до этого Ламздорф писал: «Парижский Ротшильд отказывается вести переговоры о частичном займе, поскольку не может этого сделать без лондонского Ротшильда».

России оставалось гадать: с какой — лондонской или парижской — ноги встав, европейский капитал будет свысока разговаривать с нами. Однако Витте не видел в том ничего угрожающего…