Но и Ротшильды свое получили: американские займы шли формально на их банк, а уж потом - в казну. Комиссионные же - только Ротшильдам. Их контора на рю Лафит на чала перекачивать и английские деньги, после того как лон донские Ротшильды выпустили в Англии облигации французского займа.
Попутно ротшильдовская "Ле Никель" продавала металл, добытый во французской Новой Каледонии, германским оружейным заводам.
Впрочем, патриотизм банкирских баронов был вне со мнений. Эдуард Ротшильд писал из Парижа британской родне: "Наш долг, как патриотов, предоставить в распоряжение правительства все, чем мы располагаем. Объединившись с вашим народом на поле боя, мы должны объединить и наши кошельки". Порыв был воистину трогательный: английские и французские солдаты в окопах обменивались вшами, а их более удачливые "соотечественники" - акция ми. При этом Эдуард оказался настолько патриотично дальновиден, что, "отдавая все" французской "родине", он сверх этого еще одновременно вкладывал крупные средства в акции нью-йоркской железной дороги и новых линий нью-йоркского же метро. И когда в 1917 году за своей долей окопных вшей отправились в Европу экспедиционные силы США, он был готов объединить свой кошелек с кошельком и этого "нового" союзника, участвуя в военном займе казначейства Штатов.
Генерал Мольтке еще в 1910 году говорил бельгийскому военному атташе в Берлине майору Мелотту: "Что касается Англии, то германский флот создан не для того, чтобы прятаться в гаванях. Он пойдет в наступление и, возможно, будет разбит. Германия потеряет свои корабли, но Англия утратит свое господство на морях, которое перейдет к Соединенным Штатам. Только они окажутся победителями в европейской войне. Англия это знает, и, вероятно, останется нейтральной".
Мольтке родился и был воспитан в стране, где на чужих дядей не оглядывались, и поэтому он не мог представить себе, что в могучей Англии уже немалая часть элиты ориентируется на интересы не своей родины, а на интересы того Золотого Интернационала, который как раз и вел дело к будущему господству Америки.
Мировая война готовила это господство по всем направлениям. Ее участник, бывший офицер старой русской армии, советский военный историк генерал Е. Барсуков в капитальном труде "Артиллерия русской армии (1900-1917 гг.)" писал: "Россия влила в американский рынок 1 800 000 000 золотых рублей, и притом без достаточно положительных для себя результатов. Главным образом за счет русского золота выросла в Америке военная промышленность громадного масштаба, тогда как до мировой войны американская военная индустрия была в зачаточном состоянии. Ведомства царской России, урезывая кредиты на развитие русской военной промышленности, экономили народное золото для иностранцев. Путем безвозмездного инструктажа со стороны русских инженеров (в одном Коннектикуте их работало около двух тысяч, читатель! С.К.) созданы в Америке богатые кадры опытных специалистов по разным отраслям артиллерийской техники".
Ему вторят слова генерала А. Маниковского из его книги "Боевое снабжение Русской Армии в 1914-1918 годах": "Без особо ощутительных для нашей Армии результатов, в трудней шее для нас время пришлось влить в американский рынок колоссальное количество золота, создать и оборудовать там на наши деньги массу военных предприятий, другими словами произвести на наш счет генеральную мобилизацию американской промышленности, не имея возможности сделать того же по отношению к своей собственной".
Ко если бы иностранцам помогали только золотишком и умишком - это было бы еще полбеды. Беда была в том, что помогали и кровью. И уже в начале войны русская кровь обеспечила французам их самую важную в той войне победу на Марне.
Пятого сентября на равнине между Верденом и Парижем в районе реки Марна началась Марнская битва. В начавшейся войне Мольтке следовал схеме Шлиффена, ослабив ее, одна ко, материально. И это сразу наложило фатальную тень на все планы и шансы немецкого наступления...
Тут Германию подвела жадность ее правящего класса. Высшие круги промышленно-финансовой буржуазии очень беспокоились за промышленные районы Эльзаса и Лотарингии мл левом фланге и настояли на его усилении за счет наиболее нужного, "прорывного" правого фланга - "бельгийского".
Это был, конечно, недопустимый промах. В пользу других фронтов Мольтке уменьшил первоначальную ударную группировку правого крыла с 25 армейских корпусов до 16. сокращались и резервы. Соотношение между правым и левым крылом уменьшалось по сравнению с замыслом Шлиффена с 7 : 1 до 3 : 1.
Так что "молниеносного" немецкого наступления во Франции не получилось, хотя и низким его темп назвать было нельзя. Выиграв пограничное сражение, войска кайзера к концу августа продвигались вперед на 13 километров за сутки. Для пешей армии очень даже неплохо.
До Парижа оставалась где сотня, а где и всего сорок (!) километров! Вдоль Марны фронт временно стабилизировался, но у немцев были все шансы его прорвать. Вместо этого через неделю наступавшие отступили, и со скорой победой Германии было покончено.