Россия и Германия: вместе или порознь?

Да, мы были вторыми, но после кого? В том же 1932-м ускоритель протонов первой построила страна Ньютона, Максвелла, Фарадея, Кельвина, Резерфорда.

В Англии умели ценить труд ученого издавна. Однако, ни англосаксы Черчилль и Рузвельт, ни, тем более, череда французских и германских парламентских политиканов не шли ни в какое сравнение со Сталиным в сознании перспектив научного знания и его будущего места в прогрессе общества. Политический лидер, он имел здесь точность взгляда организатора науки, соединенного с расчетом умного промышленного воротилы, знающего, что вложенное в науку всегда окупится с лихвой.

Гедиминовичи—Голицыны «строили» в это время пирамиды из стульев.

Троцкий строил планы свержения Сталина.

СССР Сталина просто строил.

Недаром Горький создал журнал с названием «СССР на стройке», где в редакционной статье первого номера заявлялось: «Чтобы лишить наших врагов внутри и вне Советского Союза возможности искажать и порочить показания слов и цифр, мы решили обратиться к работе солнца — к фотографии. Солнце не обвинишь в искажениях, солнце освещает то, что есть, так, как оно есть...».

Как много было сказано позже о том, что Сталин якобы искоренял дух свободы. Попробуем посмотреть на этот устоявшийся миф с непривычной стороны.

Любой специалист по детской психологии скажет, что основы личности закладываются к пяти—шести годам. Не расходится с наукой и народная мудрость: «Воспитывай, пока лежит поперек лавки. Лег вдоль — уже не выправишь». Что ж, верно... И уж во всяком случае, к двадцати-то годам человек в основном «отформован». Не так ли, читатель?

И если так, возьмемся за тезис номер два... Символом пытливой ершистости, неприемлющей соглашательство, символом отношения к миру как к дому, где главное — чувство хозяина жизни, стали знаменитые «шестидесятники», которые сами называли себя «детьми» хрущевской «оттепели».

«Накройте стол на площади Восстанья», — это ведь стихотворный «заказ» для конкретного состава «сотрапезников»: Вознесенский, Рождественский, Евтушенко, Ахмадулина.

Но «шестидесятники» — не группа и даже не слой. Это — действительно поколение. Поколение Московского фестиваля, песен Визбора и Пахмутовой. Поколение Гагаринской весны, Братской ГЭС, молодых стихов тех же Евтушенко, Вознесенского, Рождественского, фильмов Хуциева, Муратовой, Шепитько, фантастики Стругацких и Ивана Ефремова...

В начале шестидесятых этому поколению было лет тридцать. Значит — рождения примерно тридцатого—тридцать третьего года.

То есть, если верить лжекомментаторам Сталина, основы личности этих будущих «раскованных носителей нового сознания» закладывались под стоны «узников ГУЛАГа», «стадный рев толпы», приветствующей «московские процессы», и скрип сапог «палачей НКВД», поголовно-де арестовывающих целые кварталы.

Причем, ко дню смерти реального Сталина, то есть к 5 марта 1953 года, это были уже двадцатилетние парни и девушки, вся жизнь которых от первого крика до первого поцелуя прошла исключительно в сталинскую эпоху!

Так откуда, спрашивается, тогда у них нестандартность мышления и раскованность чувств? И не формировали ли их на самом деле энергия новых песен, не западало ли еще с детского сада: «Нам нет преград на море и на суше», «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», «За правое дело ты гордо и смело иди, не боясь ничего!», «Кто привык за победу бороться, вместе с нами пускай запоет»?..

Это ведь поколение будущих «шестидесятников» одним из первых разучивало «Багаж», «Кем быть?», «Рассеянного с улицы Бассейной», «Дядю Степу» и «Тараканище», «Мистера-Твистера» и «Мойдодыра». Одним из первых зачитывалось оно книгами Бианки, Бажова, Кассиля, Фраермана, Гайдара, Житкова...

Это для него работали блестящие мастера книжной графики Лебедев, Сафонова, Конашевич, для них писали академики Обручев и Ферсман.

Это их еще несмышленый, но податливый на хорошее умок слушал рапорты Чкалова, Громова, Папанина, Коккинаки. Это они ловили горящими глазенками блеск первых Звезд Героев Труда и Героев Союза.

Нет, свобода поведения этих тридцатилетних в реальные 60-е годы — результат не гнилой хрущевской «оттепели», а итог сталинских русских холодов 30-х, которые вымораживали нечисть и закаляли юную душу для умной, деятельной жизни.

«Здоровью моему полезен русский холод» — это Пушкин, павший от пули Дантеса в 1837 году. Пушкин — русская радость! Поэтому не приходится удивляться, что в холодный для врагов России 1937 год страна отметила столетний юбилей памяти поэта как государственное событие.

Нет, все здоровое в молодых «шестидесятниках» — от эпохи большевика Сталина. А прибившая позже их души гниль — от межеумочных лет нераскрытого троцкиста Хрущева.

Я перелистываю затрепанную книгу...

Н. Верзилин, «По следам Робинзона», Ленинградское отделение Детгиза, издание второе, исправленное и дополненное. 1953 год. Год смерти реального Сталина.