Очень здравая мысль! Причем — именно на юго-востоке, потому что тогда коммуникации от такого порта к Владивостоку не пережимались бы Корейским проливом, посередине которого, разделяя его на Западный и Восточный проходы, стояли японские острова Цусима.
Юго-западный же, например, корейский порт Инчхон (Чемульпо) был-то неплох — на расстоянии трехсот миль через Желтое море находился германский Циндао (Кио-Чау). Но внутри Желтого моря русский флот было легко запереть в случае войны, а уж связь с Владивостоком блокировалась точно.
Недаром позднее, в Первую мировую войну, японцы весьма быстро и без проблем захватили Циндао, хотя эскадра адмирала Шпее с «Шарнхорстом» и «Гнейзенау» ушла заблаговременно в Океанию.
Вот когда — в конце XIX века — нам по-настоящему стала «икаться» продажа Русской Америки. В новой ситуации на Тихом океане державе действительно очень бы не помешала незамерзающая база флота. Но Россия Александра Первого упустила «гавайский» шанс, Россия Николая Первого — Форт-Росс, а Россия Александра Второго — и всю Русскую Америку.
Да, наследство они оставили своим преемникам непростое...
То есть Николай здравомыслия был не лишен, но, во-первых, его политика была отягощена ошибками деда и прадедов (не говоря уже об ошибках отца). А во-вторых, Николай, увы, тоже был лишен умной государственной воли. Зато неумное упрямство демонстрировал потом не раз.
Вот и на этот раз все ограничилось умной пометой при неумной политике.
20 сентября 1895 года российский поверенный в делах в Корее и генеральный консул в Сеуле Владимир Карлович Вебер отослал в российский МИД депешу, в конце которой писал:
Император Николай сделал и на этой депеше помету: «Я разделяю мысль Вебера».
Пометой все ограничилось, увы, и в этом случае...
Ну что тут скажешь, уважаемый мой читатель?!
А 8 октября 1895 года японский посланник Иомиура проводил в японской миссии в Сеуле смотр своих сил — полицейских, солдат и наемных бандитов «соси».
Японские «соси» имели богатый опыт предвыборного террора и политических убийств в самой Японии и в тот день оказались на высоте... Они ворвались в королевский дворец и перебили всех находившихся там женщин, рассчитывая на то, что уж таким образом они не упустят и Мин.
Они ее и не упустили.
Опознав потом труп королевы, «соси» вытащили его в сад, изрубили на куски, облили керосином и сожгли.
Эх!
Король Ко Чжонь оказался под стражей, но 11 марта 1896 года бежал, укрылся в здании российской миссии и там издал указ об увольнении министров прояпонских и назначении министров — сторонников России.
Увы, русских броненосцев, способных подкрепить своим главным калибром это решение Ко Чжоня (как-никак — законного монарха), поблизости не было... Они выстраивались в водах Кронштадта на парадных императорских смотрах...
Кончилось все это тем, что 14 мая 1896 года Владимиром Карловичем Вебером и японским представителем Дзютаро Комурой было подписано первое российско-японское соглашение по Корее — Меморандум 1896 года.
Внешне миротворческое, оно стало первым реальным камнем преткновения в отношениях России и Японии в наступающем новом веке. Обе державы соглашались на присутствие в Корее «в целях охраны» равного числа солдат, а также на прочее — по мелочам.
Не прошло и месяца, как уже в Москве представитель Японии на коронации Николая Второго Аритомо Ямагата и министр иностранных дел России князь Алексей Борисович Лобанов-Ростовский подписали 9 июня новый протокол по корейскому вопросу, где предусматривался совместный контроль обеих держав над бюджетом и иностранными займами Кореи, контроль за формированием корейских вооруженных сил и полиции.
В Корею прибыли русские военные инструкторы и финансовые советники. Кто-то из них представлял российские интересы, а кто-то был и эмиссаром Витте.
На должность главного советника министерства финансов и главноуправляющего таможенным ведомством Кореи король назначает К.А. Алексеева.
Основывается Русско-корейский банк (впрочем, и «русским», и «корейским» он был лишь в кавычках).
А Николай писал другу Вилли в Берлин: