Россия и Япония: стравить!

ТАК ВОТ, Куропаткин писал: «Существует мнение, что ограничься мы на Дальнем Востоке только проведением через Маньчжурию северной магистрали— и войны с Японией не было бы. Что лишь занятие Порт-Артура, Мукдена и особенно деятельность в Корее послужили поводом к войне... При этом высказывается мнение, что проведи мы железную дорогу в своих владениях по р. Амур, не возникло бы даже мысли занимать южную часть Мукдена и Квантун(то есть — Ляодун. — С.К.)».

Куропаткин же был убежден, что, «ограничься мы только этим предприятием(КВЖД. — С.К.), Япония из-за Северной Маньчжурии не начала бы войну с Россией».

То есть прокладка КВЖД по Маньчжурии была как минимум преступной глупостью.

Но ее южно-маньчжурская ветка Харбин — Порт-Артур и все ляодунско-корейские аферы Витте и Абазы были уж точно прямым государственным преступлением. Граф Игнатьев, в Русско-японскую войну проехавший по КВЖД от Харбина до фронта, писал о ветке Харбин — Порт-Артур так: «Эта магистраль сыграла решающую роль во всей несчастной войне».

Да уж...

Только вот несчастной война была не для всех.

Вот еще одна, пожалуй, последняя в этом повествовании деталь из истории с КВЖД.

Как сообщает нам все тот же А.Н. Куропаткин, предположения министра финансов (то есть — Витте), что постройка дороги через Маньчжурию будет стоить на 15 миллионов рублей дешевле, чем по русским владениям, не оправдалась.

Куропаткин констатировал: «По стоимости постройки Маньчжурская дорога— наиболее дорогое из всех железнодорожных предприятий России».

Но можно ли было сомневаться в ином итоге, если к КВЖД приложил свои чистейшие (в белых перчатках) руки Сергей Юльевич Витте?

А ведь и путь-то за счет КВЖД сокращался всего-то на каких-то (по тем пространствам) 500 верст!

На этом рассказ о «великом проекте» можно бы, уважаемый читатель, и закончить. Но забыл я еще сказать, что за право на эту злосчастную, вредоносную для России концессию Витте отвалил уже известному нам Ли Хунчжану миллионную взятку.

Велик русский язык... Однако оценить такие вот деяния по достоинству можно лишь, далеко выходя за пределы русской (не «новорусской») лексической нормы.

Почти накануне войны, в августе 1903 года, в Японию через Владивосток отправился Василий Васильевич Верещагин. Блестящего нашего художника тянуло в Страну восходящего солнца давно... Сам человек огромной энергии, он хотел понять, чем объясняется такой мощный скачок — всего за три десятилетия — недавно феодальной страны к современному капитализму.

До Владивостока поезд шел неделю... Самара, Уфа, Екатеринбург, Тюмень, Омск, Иркутск и за Читой — вниз, к КВЖД.

Вот и Владивосток — конец пути на русской земле. Хлопоты перед Японией, обед в честь художника на флагманском крейсере «Россия»...

И — тревожные разговоры...

Двухсуточный переход на суденышке «Айкоку-мару», и Верещагин — в японской Цуруге, откуда опять поездом через Киото он едет в Токио.

Чужая страна, непривычные обычаи...

Небольшие (тем более — для медведистого Василия Васильевича) вагоны, миниатюрные умывальные отделения, первый класс — всего-то крытые коврами лавки.

За окном — желтеющие рисовые поля, похожие на быстром ходу на восточный ковер...

В вагонах накурено, валяются окурки.

Один из пассажиров в европейском платье при всех разделся до набедренной повязки, вытерся полотенцем и сел читать газету. Женщины в серых шелковых кимоно с яркими поясами подобной непосредственностью, увы, не отличались.

На улицах городов — бесчисленные копии немецкого художника Ленбаха — портрет Бисмарка. В отличие от оригинала — с сигарой во рту. Реклама табачной фабрики.

В прессе — угрозы в адрес России...

Верещагин находился в Японии уже три месяца, но пароходная компания вдруг объявила на Владивосток последний рейс, и пришлось срочно уезжать.

Шел ноябрь 1903 года.