Россия и Япония: стравить!

Витте действительно накропал могучий труд в двух томах в 769 страниц машинописного текста, но — даже не будучи с ним знаком — я выскажу предположение, что вряд ли историки поступят разумно, если будут изучать его не с целью изучения общественной физиономии графа «Полусахалинского», а с намерением выяснить историческую истину.

Но кому же верить?

Куропатки ну или Витте?

Что ж, попробуем в этом вопросе разобраться...

Во-первых, надо бы учесть, что перед войной царю была подана записка трех авторов об опасности продолжения принятой Россией дальневосточной политики. Авторами ее были министр финансов Витте (явно готовивший себе загодя политическое «алиби»), министр иностранных дел Ламздорф (явно подвигнутый на это дело хитрецом-мудрецом Витте) и...

И — военный министр Куропаткин.

Алексей Николаевич примкнул к подобному «дуумвирату», конечно, по простоте душевной, болея душой за Россию...

И вряд ли он понимал при этом, что, позволяя Витте сделать себя «соавтором», он автоматически выдает Витте справку о невиновности последнего в российском «дальневосточном» политическом идиотизме конца XIX — начала XX века.

Но и Витте — того, конечно, не желая — сам дал нам основания усомниться в искренности его суждения о Куропаткине. Ведь единство официальных взглядов Куропаткина и Витте в кризисный момент зафиксировано в их совместном и официальном же документе, о чем Витте забыть не мог... А вот же — «забыл».

Во-вторых, чтобы рассудить Витте и Куропаткина, попробуем пригласить объективногосвидетеля тех событий, участниками которых были два государственных деятеля, то есть свидетеля «со стороны».

И такое интересное свидетельство оставил нам — уже в послереволюционной эмиграции — «обратный тезка» Куропаткина, генерал Николай Алексеевич Епанчин, сообщивший вот что: «Летом 1903 года Японию посетил генерал Куропаткин. И в обществе ходили слухи, будто бы он вынес из Японии впечатление, что нам легко будет разбить японцев.

3 декабря 1903 года генерал Куропаткин пригласил меня к завтраку... Было приглашено человек двенадцать, и... когда речь зашла о Японии, то Куропаткин начал говорить о тех трудностях, которые мы встретим в случае войны с Японией, что японцы хорошо подготовлены и что нам надо сделать все возможное, чтобы избежать войны.

«Нам выгоднее,— сказал Куропаткин, — отдать японцам Южно-Китайскую железную дорогу и даже Порт-Артур, чем рисковать войной».

Мы все были поражены таким решительным мнением, которое совершенно противоречило тому, о чем тогда говорили в обществе, а именно, что будто бы генерал Куропаткин считал, что нам легко разбить японцев...»

Так, спрашивается, не с подачи ли всяких там «витть» и их «неформальных» шефов распространялись эти лживые, порочащие Куропаткина слухи?

Во всяком случае, как видим, грязные печатные инсинуации Витте в адрес Куропаткина очень хорошо сочетаются с грязным «шелотком» относительно Алексея Николаевича в «петербургско-нью-бердичевских» салонах.

И Витте лишний раз выглядит здесь как незаурядный «агент влияния», чернящий истинных патриотов для того, чтобы самому выглядеть истовым патриотом, облаченным в белые ризы.

Можно еще добавить, что воспоминание «по памяти» Епанчина полностью согласуется с текстом записки Куропаткина от 25 ноября 1903 года, где было сказано: «Не следует ли отдать обратно Китаю Квантун с Порт-Артуром и Дальним, отдать южную ветвь Восточно-Китайской железной дороги, но взамен получить от Китая права на Северную Маньчжурию и, кроме того, до 250 миллионов рублей в возврат произведенных нами расходов на железную дорогу и на Порт-Артур...

Мы избавимся от необходимости воевать с Японией из-за Кореи и с Китаем из-за Мукдена.

Мы получим возможность восстановить дружеские отношения как с Китаем, так и с Японией.