Читаем Россия и ислам. Том 2 полностью

Оставив в стороне такие вопросы, как ситуация смены одного стиля мышления другим, сходство и различие между стилем мышления и методом познания, отмечу, что во второй половине XIX в. в общем и целом господствовал стиль мышления жесткой детерминации, основанный на признании только динамических закономерностей. По существу, вся нарождавшаяся классическая исламистика основывалась и развивалась в сфере этого стиля. Базируясь на так называемой семитической концепции происхождения ислама, она все изучаемые ею связи и закономерности считала строго однозначными («ислам мог возникнуть только в семитской среде и отразить в себе все ее характерные свойства»), Иными словами, рассматривались только необходимые (или, вернее, считавшиеся тогда таковыми) связи, а случайности не входили в содержание создаваемых ею теорий. Тогда, когда миссионерские авторы об исламе придерживались так называемой семитической концепции, они шли в том же русле, что и вся, по существу, современная им светская исламистика (я тут даже опускаю вопрос о наличии множества других и сущностных и формальных общих черт между ней и миссионерской исламоведческой литературой), ибо также абсолютизировали жесткую детерминацию. Напротив, тогда, когда миссионерская литература об исламе отрицала какую-либо каузальную связь между зарождением ислама и «специфическо-семитским» интеллектуально-психическим субстратом (как и полагается идеальной христианско-миссионерской теоретической деятельности), тогда она свершала когнитивную акцию куда более важную, нежели ревностные светские поборники т. н. семитической концепции. Она способствовала становлению вероятностного («ислам – случайность», и не более; «его вообще могло бы не быть, если бы в Аравии конца VI – начала VII вв. случайно не сложился бы клубок породивших мусульманство факторов») стиля мышления, позволяющего исследовать разнообразные по своей природе связи, и особенно случайные связи. Можно было бы – но в том случае, если бы миссионерское исламоведение перестало бы быть столь последовательно-аксиологическим:

– изучать более широкий диапазон связей, вызвавших к жизни первоначальный ислам;

– доказать, что в процессе его возникновения, формирования и развития случайности занимали одно из центральных мест (и потому принцип жесткой детерминации получает здесь весьма ограниченное применение);

– и вообще уверенно ввести эту категорию – «случайность» – в логическую структуру исламоведческой научной теории.

Можно нарисовать контуры и еще более заманчивого последующего этапа.

На уровне исламоведческой теории вероятность раскрыла бы свои новые категориальные связи: с одной стороны, она выступила бы как показатель превращаемости возможности в действительность, а с другой – как характеристика действительности, определенной в качестве реальной возможности. Вследствие этого произошло бы обогащение всей логической структуры вероятностного стиля категориальным соотношением: возможность – вероятность – действительность. Благодаря этому в научном мышлении свершился бы переход от констатации чувственно наличного к добросовестному изучению потенциально возможного, к рассмотрению реального как реализации возможного, что и является существенной особенностью вероятностного стиля мышления13.

Это не означало бы полную ликвидацию принципа жесткой детерминации14, ибо и он обладает сильным эвристическим значением в процессе изучения истории возникновения и динамики ислама, его комплементарного взаимодействия с другими верованиями и культурами и т. д.15.

Но, как известно, и миссионерская и светская исламистика XIX в. в целом не вышла за рамки, очерченные принципом жесткой детерминации – и мы тем более не вправе рвать логические нити между этими двумя дисциплинами, или, точнее, двумя направлениями одной и той же дисциплины.

Надобно – коль между этими двумя направлениями есть не только логическое, но и тематическое единство16 – говорить о целом ряде конкурирующих моделей и структур исламоведческой теории, развитых в рамках позитивистской преимущественно методологии. И поэтому-то для одних и тех же проблем различные авторы предлагали различные решения. В таком случае весьма часто возникала опасность фрагментарного анализа одного и того же объекта – ислама – с принципиально разных точек зрения.

Если ислам исследовался с разных сторон и в разных модальных представлениях, то одним из условий «состыковки» полученных результатов является четкая экспликация проблемного поля и полемика между авторами, отстаивающими различные точки зрения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука