Россия и ислам. Том 2

Например, Бухара, где тон задают «лицемерные богословы» – «царство халатников-фарисеев… царство тупого невежества, непобедимой косности, животной чувственности и зверской жестокости»⁵⁴ в Кокандском царстве, – все то же фарисейство «рядом с… злодействами… это – кощунственное смешение молитвы, педантических омовений и очищений с кровью невинных жертв, в которой они (местные ханы. – М.Б.) спокойно купались, как свиньи в родной грязи»⁵⁵. В общем Бухара и Коканд – «варварские ханства», полные «усобиц, злодейств и неправды»⁵⁶, фанатизма⁵⁷, прежде всего потому, что в них царит ислам. Но зато у туркмен «почти не видно мечетей и очень мало мулл»⁵⁸; вследствие этого здесь «духовная борьба с таким нетвердым и малоискренним мусульманством далеко не так трудна, как с закоренелым фанатизмом мусульманских учителей в коренных очагах ислама, каковы, например, Самарканд, Бухара или хотя бы наша Казань»⁵⁹. Равным образом фактически «почти не имеют никакой религии» (они «настолько же мусульмане, насколько фетишисты-язычники) киргизы (казахи)⁶⁰. Потому они-то и туркмены представляют «самое благодарное поле для привития им христианской религии и христианской цивилизации — тем более что русским они привыкли верить больше, чем всякому другому европейцу, и что русские как-то особенно умеют сживаться с азиатским дикарем и приучать этого дикаря сживаться с ним»⁶¹.

И все же Марков довольно пессимистически относится к возможностям христианизации «хотя бы» туркмен и киргизов: откровенно завидуя активности католицизма, он с печалью фиксирует крайне слабую миссионерскую деятельность православной церкви в Средней Азии. К тому же, с его точки зрения, «значительная вина ложится и на долго правивших этим краем генерал-губернаторов с немецкими фамилиями (быть может, и немецкой веры?)⁶²».

Несомненно, Марков имеет здесь в виду в первую очередь знаменитого фон Кауфмана. О последнем мы поговорим в этой же главе и убедимся, что автор «России в Средней Азии» был не прав, противопоставляя этого во всех отношениях недюжинного государственного деятеля тем «русским администраторам», у которых есть «чуткое национально-русское чувство»⁶³.

Нам же пока важно зафиксировать, что, по Маркову, «…слишком много Азии вошло зараз в тело русского царства, чтобы русские соки могли обильно разлиться по всем этим новым уголкам»⁶⁴, – и уже одно это обстоятельство требует выработки мудрой колониальной политики.

Саму проблему «Россия – Азия» Марков (да, впрочем, не он один) решает в провиденциалистских категориях, в ряду которых ключевым является категория «рок». Но Марков столь искусно при этом строит четко выверенные конструктивные композиции, так умело пользуется напряженно-эмоциональными обертонами, эффектными чередованиями светлых и черных красок, соответственно символизирующими Россию и Азию, так драматически вводит и другую категорию – «правая месть», что в итоге создается объемная, крупномасштабная и в высшей степени впечатляющая своим строгим следованием некоему свыше данному Закону картина «Российского движения на Восток»⁶⁵, движения, предстающего одновременно и как «стратегия выживания» многострадального русского народа.

«Неотвратимые события истории роковьм образом издавна направляют силы многомиллионного народа русского на Восток⁶⁶, в беспредельные равнины Азии. Россия с каждым годом растет в эту сторону, словно против воли своей, подчиняя по очереди себе один азиатский народ за другим, присоединяя к своему могучему телу одну восточную страну вслед за другою. Казанское, Астраханское, Касимовское, Крымское, Сибирское царства былых наших владык, татар, воплотились уже настолько прочно в русский государственный организм, что сделались теперь чистокровною Русью. Многочисленные орды калмыков, башкир и киргизов разных наименований, населяющих необозримые степные окраины нашей Империи, – эти хаотические остатки когда-то победоносных народов, громивших Азию и Европу, – стали тоже верными подданными Белого Царя. Наконец, уже на нашей памяти хищнические ханства и племена Серединной Азии сильные и опасные не только воинственным духом своего многочисленного населения, но и природною недоступностью их разбойничьи гнезд – Хива, Бухара, Туркмения, Коканд, – еще при нашей жизни угонявшие в полон русских людей и продававшие наших земляков на невольничьих базарах, как баранов, – были разгромлены геройскими подвигами наших Черняевых, Скобелевых, Куропаткиных, – и приведены в покорность Русскому Царю. Россия, хотя и через 650 лет, собралась все-таки отплатить своим былым победителям, потомкам Чингиз-хана и Тамерлана, за их непрошеный, два века тянувшийся, визит в ее неустроенный тогда родной дом, – теперешним визитом к ним в их собственном старом гнезде…»⁶⁷