Россия и ислам. Том 2

Об аналогичной точке зрения некоторых западных исследователей см.: Ритчик Ю. Славянские культуры в контексте мирового культурного процесса // Общественные науки. М., 1983, № 3. С. 213). Но нельзя в то же время затушевывать и факт резчайшего усиления при Петре Великом западноевропейских влияний – в том числе и в языковой сфере. Так, «до Петра переводы с польского – обычное дело, многочисленны; при Петре их уже почти нет: увеличившееся знакомство с латинским и вообще западноевропейскими языками позволило нам усилить перевод прямо с оригиналов, минуя польское посредство» (Соболевский А.И. Переводная литература Московской Руси XIV–XVII вв. СПб., 1903. С. 81). Известный лингвист В.В. Виноградов отмечает: «Усиленная переводческая деятельность Петровской эпохи, направленная в сторону общественно-политической, научно-популярной и технической литературы, вела к сближению конструктивных форм русского языка с системами западноевропейских (но не восточных! – М.Б.) языков. Новый быт, расширяющееся техническое образование – все это требовало новых форм выражения. Новые интеллектуальные запросы общества удовлетворялись с помощью перевода на русский язык понятий, выработанных западноевропейскими языками, или с помощью словарных заимствований» (Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII–XIX веков. М., 1982. С. 57). См. также: Смирнов Н.А. Западное влияние на русский язык в Петровскую эпоху // Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук. Т. 88. кн. 2. СПб., 1910.

35 Так, М. Херасков, совершенно разочаровавшись во французской просветительной философии, в своем опубликованном в 1789 г. романе «Кадм и Гармония» (Херасков М.М. Творения вновь исправленные и дополненные. М., 1807. Ч. VIII) именует славян «народом кротким и добронравным» и противопоставляет вольнодумному Западу устойчивый в добродетели и верованиях славянский Восток.

36 В кн.: XVIII век. Сборник 13. Проблемы историзма в русской литературе. Конец XVIII – начало XIX в. Л., 1981. См. также: Лотман Ю., Успенский Б. Споры о языке в начале XIX в. как факт русской культуры // Ученые записки Тартуского гос. ун-та. Тарту, 1975.

37 Сочетание идеи прогресса с представлением о ценности традиции и обычая составляло трудность, окончательного решения которой Карамзин так и не нашел (Лотман Ю.М. Идея исторического развития… С. 89). Одной из попыток было противопоставление в человеке личного (человек как целое) национальному (человек как часть). В первом отношении– в этой сфере Карамзин относил область сознательного и рационального– человек более свободен от влияния «обычаев, поверий, привычек», власть которых над ним проявляется бессознательно и независимо от индивидуальности. «Сходствуя с другими европейскими народами, мы разнствуем с ними в некоторых способностях, обычаях, навыках, так что хотя и не можно иногда отличить россиянина от британца, но всегда отличим россиян от британцев, во множестве открывается народное» (Карамзин Н.М. Сочинение. СПб., 1848. T. III. С. 650). Это представление о народе как «национальной личности» не расторжимого на единицы. Это придание огромной важности «традиции и обычая» в жизни того или иного народа открывали благоприятные возможности для сравнительно объективного изучения и восточных реалий.

38 Лотман Ю.М. Идея исторического развития… С. 86. Представления эти характеризовали и картезианскую мораль и этику Юма. Глубокое воздействие они оказали и на этику масонов, которые в воззрениях на природу были скорее манихеямп. «Ветхий Адам» олицетворял в их представлении исконную порочность человеческой натуры. Если для просветителя обращение человека к совершенству мыслится как возвращение к истоку, то для масона оно приобретает черты трудного и мучительного пути от истоков. Для просветителя возрождение– момент освобождения от внешней коры социальных уродств, наслоившихся на благородную природу человека, для масона– процесс перерождения сущности человека под благотворным влиянием самовоспитания и под мудрым воздействием внешних руководителей, победа одной части души над другой (см.: Там же. С. 86–87). Ревнители имперской идеологии вполне могли воспринять (пусть и неформально) именно этот тезис о сугубо позитивном влиянии «мудрых внешних руководителей» для трансформации «азиатских дикарей» от дурных истоков к вершинам совершенства.

39 См. также: Булич Н.Н. Очерки по истории русской литературы и просвещения с начала XIX в. T. I. СПб., 1902.