Россия и ислам. Том 2

11 При Петре I в ход пошли исторические теории, согласно которым Россия должна стать центром просвещения в Европе. Сам Петр с легкой руки Лейбница усвоил теорию «круговорота» в применении к России. По словам ганноверского резидента при русском дворе Ф.-Х. Вебера, Петр следующим образом излагал эту теорию: «Историки полагают колыбель всех знаний в Греции, откуда (по превратности времени) они… перешли в Италию, а потом распространились было и по всем европейским землям… Теперь очередь приходит до нас… Указанное выше передвижение наук я приравниваю к обращению крови в человеческом теле, и сдается мне, что со временем они оставят теперешнее свое местопребывание в Англии, Франции и Германии, продержатся несколько веков у нас и затем снова возвратятся в истинное отечество свое – в Грецию» (цит. по: Алпатов М.А. Варяжский вопрос в русской дореволюционной историографии // Вопросы истории. 1982, № 5. С. 31–32. См. также: Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVII – первая четверть XVIII века). М., 1976. С. 260–267). И хотя в то же время «выдвижение России в первый ряд европейских государств было встречено с удивлением и враждебностью» (Алпатов М.А. Варяжский вопрос… С. 33), тем не менее французские просветители, например, уже четко отделили Россию от Востока. Так, Гельвеций писал: «Царь Петр, испрашивая совета у знаменитого Лейбница, совершал это потому, что один великий человек без стыда обращается к другому великому человеку, и потому, что русские, благодаря своему общению с другими народами Европы, могут почитаться просвещеннее народов Востока» (Гельвеций. О духе. М., 1938. С. 223).

12 Но эти «имитационные» формулы (или «принцип уподобления») царили и в западной – в частности, немецкой (Клопшток – «немецкий Гомер», Глейм – «немецкий Тиртей» и т. п.) – эстетике XVII–XVIII вв. И лишь у Гердера «принцип уподобления» уступил место параллелям, сравнительному изучению способов изображения мира и человека у различных народов (см.: Данилевский Р.Ю. И.Г. Гердер и сравнительное изучение литератур в России // Русская культура XVIII века и западноевропейские литературы. Л., 1980. С. 189).

13 Thriergen P. Opit. cit. S. 28, 29–30.

14 Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. М.-Л., 1953. Т. 3. С. 258.

15 Thriergen P. Ibid. S. 30. Благо, уже знакомый нам Плавильщиков ставит в заслугу России то, что в ней, в отличие от Запада, торжествовала веротерпимость и «никогда не было кровожаждущей инквизиции» (Плавильщиков П.А. О врожденном свойстве россиян // Зритель, 1792, ч. I (апрель). С. 179–180).

16 Здесь надо, впрочем, учитывать следующее. Согласно Ю. Лотману, одним из наиболее константных признаков культуры, как бы ее универсалией, является потребность в самоописании. Потребность эта реализуется в создании автодискрептивных текстов метакультурного уровня, которые можно считать грамматиками, создавемыми культурой для описания самой себя. То, что не описывается автодискрептивной грамматикой, объявляется несуществующим. Более того, возможны такие грамматики, которые вообще не рассчитаны на описание реальной действительности культуры и образуют с ней дополнительные величины, будучи ориентированы на некую идеальную (например, будущую) культуру. Так, когда официальная идеология эпохи Екатерины II в основу эстетического (отнюдь не практико-политического) самописания клала утверждение, что «златой век Астреи» в России уже наступил, то предполагалось, что эстетическая модель прекрасно всем известные (в том числе и Екатерине II – политику с хорошим чувством реальности) факты и тексты образуют непересекающиеся множества, существуют отдельно и взаимно друг друга не опровергают (именно сопоставление их стало основным средством полемики с официальной доктриной) (см.: Лотман Ю. Статьи по типологии культуры. Тарту, 1973. С. 5).

17 Настойчиво подчеркивая мысль о необходимости включения русского литературного языка в систему европейской цивилизации, Карамзин говорил: «Петр Великий, могучей рукою своею преобразив отечество, сделал нас подобными другим европейцам. Жалобы бесполезны. Связь между умами древнейших и новейших Россиян прервалась навеки. Мы не хотим подражать европейцам, но пишем, как они пишут: ибо живем, как они живут… Красоты особенные, составляющие характер словесности народной, уступают красотам общим; первые изменяются, вторые вечны. Хорошо писать для Россиян: еще лучше писать для всех людей» (Академическая речь, произнесенная Н.М. Карамзиным 5 декабря 1818 г. // Карамзин Н.М. Сочинения. Т. 3. СПб., 1848. С. 648–649).