Россия и ислам. Том 2

9 К соображениям П. Тиргена об «общем и особенном» в эволюции русской послепетровской культуры добавим следующее, воспользовавшись и рядом плодотворных мыслей более общего плана из книги: Konstantinovic Z. Weltliteratur: Strukturen, Modelle, Systeme (Basel-Wien, 1979). Слияние античной и христианской культур образовало основу для развития духовной жизни Европы. В своем развитии европейская – в том числе русская – литература неоднократно возвращалась к этим культурам. В России интерес к античности в XV–XVI вв. особенно возрастал по мере формирования русского централизованного государства и расширения его контактов с Западом. Сбросив татарское иго (1380 г.), Россия заявила о себе как о государстве, претендовавшем на крупную международную роль. В этих условиях берется на вооружение – вдохновлявшая и итальянских гуманистов – идея возрождения Рима, и Москва объявляется (после падения в 1453 г. Константинополя) «Третьим Римом». В «Сказаниях о князьях Владимирских» владимирские князья и их преемники – князья московские – объявляются наследниками императора Августа. Расширяются и знания об античном мире. Так, в сборник «Еллинский и римский летописец» входят повествования о гибели Трои и перевод «Иудейской войны» Иосифа Флавия (Историография античной истории. М., 1980. С. 30). Словом, давно уже была заложена основа для того, чтобы впоследствии многие поколения русских интеллигентов жили реминисценциями античной классики, чтобы так мощно присутствовало горацианское, скажем, начало у таких людей, как Ломоносов, Державин, Баратынский. Вхождение античности в литературное сознание нового времени приводило не только к заимствованию мотивов и моделей литературного выражения, но также к переработке их, к их переосмыслению. Значение античных мотивов и образов Z. Konstantinovic справедливо рассматривает и в аспекте цитирования. При использовании цитаты мы погружаемся в определенные литературные структуры: «цитирование является особой формой отношения, выражением гуманистических моделей мышления и тем самым частью нашей личности» (Weltliteratur. S. 47). Цитирование позволяет проникнуть в глубины чужой литературы и культуры. История и русской культуры XIX–XX вв. вполне подтверждает вывод о том, что цитаты античных в первую очередь авторов «запечетлевались при помощи соответствующей традиции организации преподавания в классических гимназиях (а также и в различных конфессиональных учебных заведениях. – М.Б.) и передавались далее как модели нравственного поведения» (Там же. С. 52–53). Несомненный примат в русской образованности культа античности – античности, воспринимаемой как вечный идеал красоты, гармонии и мудрости, – давал в целом основания счесть инициированное классицизмом в широком смысле этого термина русское торжественно-аффектированное мирское самосознание европогенным по своей природе (об интенсивном изучении античности в России см. соответствующие разделы в сб. статей: Историография античной истории. С. 70–80; 124–138; 171–183).

10 «Переимчивость» русских, в устах иностранцев ставшая притчей во языцех, при Петре I (о предшестующем ему этапе см.: Чечулин Н.Д. К вопросу о распространении в Московском государстве иностранных влияний. М., 1902) «обрела новое, национально-патриотическое значение» (Шарыпкин Д.М. Шведская тема… С. 7). Датский дипломат свидетельствовал: «…быстрота, с какою русские выучиваются и навыкают всякому делу, не поддается описанию» (Записки Юста Юля, датского посланника при Петре Великом (1709–1711). Извлек из Копенгагенского государственного архива и перевел с датского Ю.Н. Щербачев. М., 1900. С. 222). Автор очень популярного в 80-90-х годах XVIII в. сочинения «Histoire de la Russie», Levesque, писал о способности русских к промышленной деятельности, что они «более, чем многие другие нации, приближаются к совершенству формы». Русские настолько даровиты, что они сравняются или превзойдут в смысле индустрии другие народы, «если они когда-либо получат свободу» (Цит. по: Тарле Е.В. Запад и Россия С. 138–139). Но, учась у западных европейцев, русские, подчеркивал тот же Юль, «не отрекаются ни от одного из тех старых русских обычаев, которые могут служить им к возвеличению, и в настоящее время только и делают, что изучают чужие обычаи, пригодные для такого поддержания и умножения их достоинства и чести» (Там же. С. 144). О постоянной апелляции к древнерусским, эстетическим, историческим, политическим и т. д. моделям см.: Моисеева Г.Н. Древнерусская литература в художественном сознании и исторической мысли России XVIII в. Л., 1980.