Читаем Россия и ислам. Том 2 полностью

188 А вот жители Азербайджана «красивы, бодры, сильны и деятельны, не будучи подвержены той восточной лени, которою так славится Восток, благодаря своему всегда голубому небу и своему вечно ясному солнцу» (Там же. С. 59).

189 См. там же. С. 137; см. также с. 140.

190. Автор даже задает такой вопрос в связи с – говоря нынешними терминами – «усилением прогресса межкультурной коммуникации»: взятки в Персии «так обыкновенны, что считаются необходимостью, почти законом! Смотря на это, спрашиваешь себя: Восток ли обязан Европе этим злом, или обратно Европа Востоку? (Там же. С. 179).

191 Там же. С. 173.

192 Там же. С. 259.

193 Там же. С. 276.

194 Там же С. 277.

195 Там же.

196 А этим понятием широко пользовался в топ же первой половине минувшего века и Маркс. Осуждая колониализм, он тем не менее полагал, что стабильность традиционных образцов деятельности представляет собой препятствие на пути развития социального опыта, и потому видел в разрушении «традиционных» культур не просто зло, но и историческую необходимость. «Мы все же, – писал он, – не должны забывать, что эти (речь в данном случае шла об Индии. – М.Б.) идиллические сельские общины, сколь безобидными они бы ни казались, всегда были основой восточного деспотизма, что они ограничивали человеческий разум самыми узкими рамками, делая из него покорное орудие суеверия, накладывая на него рабские цепи традиционных правил, лишая его всякого величия, всякой исторической инициативы» (Маркс К. и Энгельс Ф. Т. 9. С. 135).

197 Она же – «Порядок». «Ровность» и т. п. Так, славянофил Киреевский хвалит романтика Баратынского за то, что его «муза, обняв всю жизнь поэтическим взором, льет ровный свет вдохновения на все ее минуты» и т. п. (Киреевский И.В. T. II. С. 29).

198 Употребляя термин «свобода», я имею в виду лишь ее классически европейскую интерпретацию, поскольку в «традиционно русской модели мира» есть только понятие «воля». Оно же предполагает «экстенсивную идею, лишенную целенаправленности и конкретного оформления…». Напротив, «свобода» – «понятие интенсивное и предполагающее целенаправленное и хорошо оформленное самоуглубляющееся движение. Если волю ищут вовне, то свободу обретают внутри себя, через серию последовательных ограничений, повторных возвращений к своему Я – в том локусе, где свобода и необходимость лишь ипостаси друг друга…» (Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М., 1983. С. 239–240).

199 В России уже с XVIII в. стал популярным термин «умственный», а в первой половине следующего столетия – «рационалист», «рационализм», в основном противопоставлявшиеся «сверхъестественному» (см.: Веселитский В.В. Развитие отвлеченной лексики в русском литературном языке первой трети XIX века. М., 1964. С. 36–37); «эмпиризм» (Там же. С. 37–38), «либерал» (Там же. С. 48) и, наконец, тесно сопрягаемое с ними, – слово «цивилизация». Последнее понималось как «смягчение нравов, просвещение, укрощение, облагонравливание» (Там же. С. 57). В конце XVIII – первых десятилетиях XIX в. употребительны были и иные средства, в разной степени совпадавшие по значению со словом «цивилизация». Ближе других по значению к нему было существительное «гражданственность», которое в дальнейшем постепенно вытесняется «более определенным по значению и более терминологическим существительным цивилизация» (Там же. С. 58).

20 °Cлово образованность выступало в различных сочетаниях и применительно к различным явлениям, не только к истории и развитию общества. Поэтому при обозначении понятий, соотносительных с существительным цивилизация, нередко требовалось наличие уточняющих определений: образованность – гражданская, нравственная, народная и т. п. Но в примечаниях к одной из статей в журнале «Маяк» за 1840 г. специально обращалось внимание на соотносительное употребление слов просвещение, образованность, гражданственность, воспитание. В частности, указывалось, что эти слова нередко употребляются как равнозначные, хотя значения их не совпадают. Например, слово гражданственность, которое автор примечаний соотносит с французским civilisation, «обнимает просвещение и образованность человека, живущего в обществе известной формы» (Там же. С. 58), – но исключительно европогенно-христианской, добавим мы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука