Россия и ислам. Том 3

6 Подчеркиваю – именно «элиты», ибо весьма скептически отношусь к таким, например, утверждениям Осипа Сенковского: «Азия – часть света, к которой по силе обстоятельств и по народному инстинкту устремляется любопытство русских» (Библиотека для чтения. 1840. Отд. V. С. 51. Курсив мой. – М.Б.).

7 См., например: Жуковский В.А. Человек и познание у персидских мистиков. СПб., 1895; ЕЦекин М.И. О четырех обязанностях дервиша // Древности восточные. Ч. I. 1893. Вып. 3 и др.

8 См. подробно: Батунский М. Идейные основы западного исламоведения конца XIX – начала XX вв. // Вопросы истории религии и атеизма. T. X. М., 1962. С. 321–322. Множество интересных данных по этой же проблеме см., например: Massis Н. Defence de l’Occident. P., 1927. P. 192, 271–276.

9 A он не раз говорил и о таком его вечном атрибуте, как «восточная беспечность» (Крымский А.Е. Письма из Ливана. С. 246).

10 Как и один из его учителей – И.Н. Холмогоров, – Крымский отстаивал тезис о влиянии на суфизм не только буддизма (как полагал А. Кремер), но и неоплатонизма, что якобы «предвосхитило отчасти взгляды Р. Никольсона и Л. Массиньона» (Смилянская И.М. Указ. соч. С. 318–319). На самом же деле и эту трактовку Крымский заимствовал с Запада – на сей раз у И. Гольдциэра. Это, однако, не лишает некоторого интереса и для наших дней вышеназванной работы Крымского, которую в 1960 г. его друг и соавтор В.А. Минорский перевел на английский язык (Krymsky А.Е. A Sketch of the Development of Sufism down to the End of the Third Century of the Hijra // The Islamic Quaterly. L. Vol. V. 1960. № 3–4; Vol. VII. 1961. № 3–4).

11 Но равным образом и такой великий западный исламовед, как Гольдциэр, с восхищением писал об «истинных суфиях», и в первую очередь о Газали, который «в воспитании души к интуитивной жизни, в сознании зависимости человека видел центр религиозной жизни (позиция, которую вслед за Шлейермахером отстаивал и сам Гольдциэр. – М.Б.)а и призывал «к вере объединяющей, живущей внутри человека, к культу, алтари которого воздвигнуты в сердцах» (GoldziherI. Vorlesungen iiber den Islam. Heidelberg, 1910. S. 177, 185).

12 Петербургский иранист В.А. Жуковский прямо свидетельствовал, что суфизм интересует его с точки зрения усилий человека разрешить мучительную загадку – «мир и творение», и потому он и счел нужным обстоятельно изложить взгляды на нее мусульманских мистиков (см.: Жуковский В.А. Человек и познание у персидских мистиков. С.1, 5).

13 См.: Смилянская ИМ. Указ. соч. С. 316–317.

14 Но учтем, что понятие «мистицизм» – особенно «мистицизм деистическо-пантеистический», «неортодоксальный» и т. п. – очень расплывчато; такая неопределенность смысла позволяет находить сходство между весьма различными явлениями и даже их отождествлять. И еще одна крупнозначимая деталь. На мой взгляд, русская ментальность (во всяком случае, в ее рафинированно-интеллигентской модификации) никогда не смогла бы полностью «ориенгализироваться» – если, конечно, она сохраняла бы неизменно сущностную связь с христианством. Ведь лишь оно – признающее этот мир в принципе устроенным правильно и считающее страдания единственным способом соединения с Богом – создает условия для возникновения Трагедии, в отличие от религий восточно-«мистических», отвергающих саму идею поисков смысла земной жизни. А без постоянных допингов идей и образов как нынешней, так и особенно грядущей Трагедийности и собственной и групповой и всечеловеческой, наконец, экзистенции, Homo Russicus просто-напросто немыслим!

15 Иван Франко, один из виднейших украинских писателей, так характеризовал творчество Крымского: «М.А. Крымский выоокооригинальное явление в нашей (украинско-дореволюционной. – М.Б.) литературе. Пишет ли он чисто филологические статьи или литературно-критические, прозаические рассказы или стихи – всюду он вносит собственное «я» в такой мере, как мало кто из наших писателей. И это не в силу какого-то принципиального субъективизма, напротив. Он старается быть как можно объективнее, правдивее, не утерять ни крупицы той правды, которую постиг душой, и переливает ее на бумагу со всеми, иной раз совершенно случайными, аксессуарами, к каким, разумеется, в первую голову принадлежат личные настроения и чувства. И хотя эти аксессуары не затемняют самой объективной правды, но придают ей определенную субъективную окраску, обдают ее жарким дыханием индивидуальности автора, индивидуальности во всяком случае необычайной, впечатлительной, нервной, способной на горячие порывы чувства…» и т. д. (Франко И. Рецензия на кн.: Крымский А. Пальмовые ветви // Сочинения. T. IX. М., 1959. С. 342).