Россия и Южная Африка: наведение мостов

Эту кажущуюся непоследовательность советской политики по отношению к ЮАР в конце 1980-х годов политологи и на Западе, и в самой ЮАР объясняли столкновениями разных политических интересов и групп, противопоставляя «прогрессивную» позицию МИД по этому вопросу «консерваторам» из ЦК КПСС. Нестыковки в позициях этих организаций, вернее отдельных их представителей, в переходную эпоху в ситуации быстро менявшегося политического климата действительно были, и чем ближе к распаду СССР, тем ощутимее они становились.

Но в большой мере двойственность тогдашней советской политики была осознанной и целенаправленной. Стоит еще раз вспомнить «обстоятельную записку», направленную, по словам советского дипломата С. Я. Синицына, Министерством иностранных дел в ЦК КПСС в 1981 г. Она содержала предложение «при сохранении принципиальной линии в вопросах борьбы с апартеидом, поддержки АНК и соблюдения принятых ООН санкций против ЮАР, расширить круг контактов с ЮАР – с деловыми, научными и культурными кругами этой экономически развитой страны, выступающими против апартеида, не чураясь и возможных контактов с представителями правительства ЮАР, в том числе в ООН, при соблюдении осмотрительности и с учетом всей деликатности вопроса». «Эта записка, – писал Синицын, – согласованная с другими заинтересованными ведомствами [953] и Международным отделом ЦК, была утверждена и определила нашу практическую работу по ЮАР на последующие годы» [954] .

Так что противопоставление позиций ЦК КПСС и МИД в перестроечные годы было необоснованным. До конца 80-х годов именно ЦК во многих случаях выступал инициатором сдвигов в советской политике по отношению к ЮАР и всегда принимал соответствующие решения.

В июне 1985 г. Международный отдел ЦК КПСС провел два совещания с участием представителей общественных организаций и прессы, результатом которых стали практические шаги по установлению контактов с легальной оппозицией апартхейду. В том же году ЦК принял специальное решение об усилении антирасистской пропаганды, очевидно, среди белого населения ЮАР, так как одним из пунктов решения было открытие преподавания языка африкаанс в МГУ. С этого времени начались визиты южноафриканцев – не членов АНК – в Москву. Происходили они с ведома и одобрения руководства АНК: работники ЦК всегда согласовывали с ним кандидатуры гостей. По их просьбе АНК составил даже список тех организаций и групп, представителей которых они рекомендовали для посещения Москвы. Среди них были, конечно, ОДФ и организации Черного самосознания, но были и студенты Стелленбошского университета [955] .

Одной из целей новой тактики была помощь АНК в создании народного фронта в ЮАР. Она была направлена на объединение всех элементов южноафриканского общества, противостоявших апартхейду: как белых, так и черных, как радикалов, так и либералов, как религиозных лидеров, так и представителей большого бизнеса, как представителей парламентской оппозиции, так и тех кругов в правящей партии, которые считали, что от апартхейда надо отходить. Выявление разногласий в африканерской среде было частью этой линии [956] .

Филип Нел писал, что советская пропаганда по отношению к ЮАР стала в конце 1980-х годов менее агрессивной и что это явилось результатом осознанного решения «разбить непримиримость белых» [957] . В какой-то мере он был недалек от истины: официальное решение работать с белым населением ЮАР для ослабления политической опоры апартхейда действительно было принято, и, возможно, не случайно первые шаги в этом направлении были сделаны практически сразу после того, как АНК перешел к тактике народной войны. Но это решение было вызвано отнюдь не только тактическими соображениями, т. е. стремлением разбить единство белого лагеря, чтобы облегчить победу АНК. На ситуационном анализе, организованном Международным отделом ЦК 27–28 июня 1989 г. при участии представителей МИД, КГБ и общественности, говорилось, среди прочего, что расширение контактов с разными кругами южноафриканского общества отвечает интересам СССР и в смысле получения более разносторонней информации о происходящих в ЮАР событиях, и в смысле установления официальных отношений с этой страной в будущем, после ликвидации апартхейда [958] .

Кстати сказать, тот факт, что и ЦК, и МИД стали чаще привлекать ученых к обсуждению советской политики на Юге Африки, был сам по себе признаком перемен. Сначала это делалось неофициально. Как пишет А. Л. Адамишин, это было тогда модно. Он особо упоминает в этой связи свои встречи с А. Б. Давидсоном. В конце 1987 г. необходимость таких консультаций была упомянута на коллегии МИД [959] . Ситуационные анализы с приглашением ученых и журналистов и свободной дискуссией, проводившиеся в конце 1980-х годов и в МИД, и в ЦК, были совершенно в новинку.