Россия и Южная Африка: три века связей

Оливия Шрейнер не была особенно религиозна. Но, протестуя против злодеяний колониализма и призывая читателей к идеалам справедливости и гуманности, она не могла в те времена не апеллировать к христианскому милосердию. Вот и совесть Питера Холкита пробуждается во время разговора со встреченным им странником, в котором угадывается Христос.

Оценки повести в русской печати зачастую давались вместе с изложением ее содержания и отделить одно от другого почти невозможно. Поэтому, принося читателям извинение за длинные цитаты, приводим еще одну — из журнала «Русская мысль» за 1901 г.

«Халькет попал в Южную Африку случайно и уж здесь только успел заразиться настроением новопришельцев, почему он и является в высшей степени соответствующим целям автора. Как человек крайне элементарный он дает возможность представить отраженным в его простоватой и наивной душе, как в зеркале, созданное эйтландерами истинно ужасное положение всей Южной Африки.

Халькет деревенский парень, недавно выхваченный стремительным ходом событий из какого-то английского захолустья, где и сейчас живет еще старуха-мать, тянет теперь лямку в каком-то полку, отбывающем службу в Южной Африке. Исполняя почетную миссию подавления мнимого восстания чернокожих мэшонов, доблестный полк этот истребляет их штыком, прикладом, тесаком, магазинкою, “максимом” — чем придется, — всегда в той же мере, какая указывается начальством, и, конечно, с соблюдением всех установленных правил. В настоящую минуту полк совершает какой-то переход, а Халькет, случайно отбившись от своей команды, вынужден провести ночь в полном одиночестве среди опустошенной безлюдной степи. Сидя у костра, он предается мечтам — мечтам все о той же наживе, т. е. именно о такой наживе, для которой не нужно палец о палец ударить, о той самой наживе, которая здесь всем и каждому достается <…>

Ночь была холодная; греясь у костра, Халькет подкреплял себя еще и глотками виски. Мысли его становились отрывочными, путались, перемешивались, переходили в воспоминанья минувшего: перед ним промелькнула сперва родная деревня, коттедж его матери, школа… Потом эти воспоминания сменились грезами о пережитом в недавнее время в новом крае: ему представилась отсеченная от туловища голова старого негра, руки которого еще двигались; ему послышались громкие крики туземных женщин и детей в ту минуту, когда были направлены “максимы” на их “краль”; затем прогремел взрыв динамита, разрушивший их пещеру. И еще пришла ему на мысль та сцена, когда он орудовал одним из этих «максимов» и ему казалось, что его работа имела сходство с работой жатвенной машины, которую ему случалось бывало пускать в ход в былое время на родине; только не колосья падали теперь на землю, а головы черных детей, головы эти тоже падали рядами…» [275]

И наконец из предисловия к первому изданию «Питера Холкита» на русском языке.