Россия и Израиль: трудный путь навстречу

Одновременно авторы указывали на постепенное возрастание эмиграции из Израиля, особенно после войны Судного дня 1973 года. Помимо прочего, среди причин, способствовавших увеличению числа эмигрантов, назывались рост стоимости жизни, нерешенность жилищной проблемы, высокие налоги. Все это усиливалось фактором нестабильности и ожиданием новых вспышек эскалации арабо-израильского конфликта. Для подкрепления этих тезисов приводились данные о том, что к концу 1970-х годов число новоприезжающих и число эмигрантов из еврейского государства сравнялось [272] . Подчеркивалось, что значительную часть всех уехавших составляет молодежь, «которая теперь не склонна считать себя сионистски настроенной» [273] .

Советское израилеведение, будучи одновременно частью регионоведения, частью внешней политики и ее агитационно-пропагандистского обеспечения, равно как и частью зарождавшейся позднесоветской иудаики и борьбы советских евреев за выезд, по сути, не существовало в качестве строгой и самостоятельной научной дисциплины. Во всех без исключения своих проявлениях оно было перегружено идеологическим компонентом, различавшимся в зависимости от мировоззрения и политических задач авторов. Изучение социальных и политических проблем еврейского государства либо приносилось в жертву идеологическим требованиям государства, как то зачастую случалось с израилеведением, встроенным в структуру Академии наук, либо в принципе подменялось выстраиванием новых социальных мифов о «Земле обетованной», как это было в случае с активистами неосионизма в Советском Союзе. Научное изучение Израиля началось фактически уже в постсоветскую эпоху.

10.3. Изучение Израиля в постсоветской России

Кооперация между Россией и Израилем в сфере образования и науки началась еще до формального восстановления отношения, в 1990 году, когда было подписано первое соглашение между Академией наук и Министерством науки Израиля. В это же время в активный обмен студентами включились такие вузы, как Институт стран Азии и Африки МГУ и РГГУ, а крупные израильские университеты – прежде всего Иерусалимский и Открытый – начали разрабатывать совместные научные и образовательные проекты с российскими партнерами. К значительным достижениям того периода можно отнести создание в ИСАА МГУ Центра иудаики и еврейской цивилизации под руководством А.Б. Ковельмана, организацию в рамках структуры РГГУ Центра библеистики и иудаики, который возглавил М.С. Куповецкий. Кроме того, в Москве были созданы Академия им. Маймонида (сейчас – Государственная классическая академия имени Маймонида) и Еврейский университет в Москве (позднее переименованный в Высшую гуманитарную школу им. С. Дубнова, и, проработав восемнадцать лет, он был закрыт в 2009 году). Эти структуры стали базовыми центрами по подготовке российских специалистов в области иудаики и израилеведения. Как справедливо отмечает Е.Я. Сатановский, «специалистов-ближневосточников в престижных вузах Москвы готовят израильские профессора, что не мешает выпускникам работать в Министерстве иностранных дел и прочих престижных ведомствах» [274] . Позднее в сотрудничество включились новые университеты с российской стороны: МГИМО подписал договора с четырьмя израильскими университетами, РУДН начал принимать у себя израильских преподавателей русского языка для стажировки и повышения квалификации, а Открытый университете Израиля подписал в 2005–2007 годах договора о сотрудничестве с Нижегородским, Томским, Уральским и Казанским университетами, МГОПУ и РГПУ им. А.И. Герцена. В связи со значительным сокращением финансирования программ в области русскоязычного еврейского образования как в России, так и в Израиле в последние два года (после краха Фонда Чейза и других еврейских филантропических институций в афере Б. Мэйдоффа в декабре 2008 года) существует реальная опасность существенного сокращения масштабов российско-израильских научно-образовательных связей – собственно, в ряде организаций, в том числе и наиболее значительных, это сокращение уже имеет место. Все последствия этого оценить пока сложно.