Россия и Китай: 300 лет на грани войны

«Дружеские чувства китайцев к русским одни приписывают нашему добродушию и уступчивости, другие же видят в этих качествах, наоборот, тормоз к сближению, потому что народы, стоящие на таком низком уровне культуры, как население Маньчжурии, преклоняются только перед силой. Существует мнение, что коренное различие европейской и китайской культур вообще не допускает духовного единения в силу полного взаимного недопонимания. В качестве методов сближения одни рекомендуют панибратство с китайцами в славянском духе, другие — высокомерие, как подражание испытанному приему британской колониальной политики в Китае. В английских колониях китайцев не допускают, напр., в театры, клубы, отели, городские сады («китайцев и собак не вводить»), не садят в вагон, где едут европейцы, и т.д. Что выбор методов зависит именно от европейцев, это доказывают результаты: с русскими китайцы фамильярны и грубы, с англичанами раболепны. Но сближение в обоих случаях одинаково сомнительно и неискренне»^{451}.

С мнением Н. Штейнфельда соотносится и эмоциональное, однако довольно глубокое утверждение российского дипломата А. Максимова:

«Генерал Н.Н. Муравьев, ознакомившись с характером китайцев, пришел к заключению, что лучший способ действия с этим двуличным народом — самая упорная настойчивость, опирающаяся на силу. Он отлично знал, что китайцы легко доходят до дерзости, когда видят, что боятся их раздражить, и делаются робкими и уступчивыми при должном проявлении силы, достоинства, энергии и настойчивости. Новый деятель на поприще нашей политики с Китаем хорошо раскусил народ, с которым он имел дело. Проявляя необыкновенную решительность в своих действиях, настойчивость в требованиях и энергию при устранении всех лежавших на пути препятствий, генерал Н.Н. Муравьев разом поднял на крайнем Востоке совершенно стертое временем обаяние русского имени, быстро достиг неожиданного и беспримерного успеха»^{452}.

В конечном счете к началу XX века Китай, несмотря на свои огромные размеры, многочисленное народонаселение и амбиции превосходства, пришел крайне слабым в политическом, военном и экономическом отношениях. И одной из тех сил, которые, по мнению Цинского двора, довели Китай до такого состояния, была Россия. Этого в Китае не забывали никогда на протяжении всего XX века, просто иногда отставляли в сторону.

В целом две империи никогда не находились в состоянии открытой межгосударственной конфронтации (войны). Никогда ни Россия, ни Китай не объявляли друг другу войны. Сам по себе этот факт является, безусловно, положительным потенциалом в развитии российско-китайских отношений.

Однако, и это тоже немаловажно, никогда отношения между двумя державами не характеризовались высоким уровнем доверия и взаимовыгодного сотрудничества. Стороны не доверяли друг другу, а их различия были настолько глубоки и всеобъемлющи, что ни о каком взаимодействии в принципе не могло идти и речи.

Никаких подвижек к сближению, прежде всего в военно-политической сфере, за первых три столетия российско-китайских взаимоотношений не произошло. В бурном XX веке сближение между двумя государствами носило скорее тактический, конъюнктурный характер, носивший отчетливый идеологический отпечаток. Китай принимал от России (СССР) помощь и поддержку только тогда, когда это было выгодно ему из конъюнктурных соображений. Никаких глубинных мотивов цивилизационно-культурного плана в этих взаимоотношениях не было. Потому они и были неизбежно обречены на провал, как о том свидетельствует история.

Уже упоминавшийся российский дипломат и ученый А.Я. Максимов имел свою своеобразную точку зрения на Китай и его политику на мировой арене. Он призывал никогда не доверять Пекину, обосновывая свою позицию анализом истории российско-китайских взаимоотношений:

«Мы забываем, что* имеем дело с государством, положившим в основу дипломатических и политических сношений с европейцами двуличность, бесцеремонность, наглость, хитрость и подтасовку.