Россия и Китай. Дружили, воевали, что теперь?

«Отцу на шею, — вспоминает Инна Ли, — вешали доску с надписью «антипартийный элемент», заставляли часами стоять на ногах, склоняться в три погибели, занимать позу «реактивного самолета» перед лицом изрыгающей проклятья толпы».

Потом Ли Лисаня отвезли в тайную тюрьму. 22 июня 1967 года родным сообщили, что он покончил с собой, приняв большую дозу снотворного. Его жену тоже посадили. Ей занималась комиссия третьей канцелярии ЦК КПК, которая ведала делами «шпионов и предателей». Обвинение: «Ли Лисань — резидент советской разведки. Много лет по ее заданию вел подрывную и вредительскую работу, а жена ему помогала».

Елизавета Петровна ничего не признала, потому что знала, что надо держаться до последнего. В августе 1975 года следственная комиссия третьей канцелярии утвердила обвинительное заключение, признав супругов советскими шпионами. Ее отправили в ссылку. Ли Лисаня посмертно исключили из партии. Дочерей арестовали…

Насколько точно в Москве понимали идущие в Китае процессы? Китаистов хватало. И поток разведывательной информации был огромным. Недостатком было нежелание резидентуры сообщать то, что могло вызвать недовольство центра. Поэтому, когда речь шла о политических делах, картина происходящего искажалась. Резидент ориентировался на настроения начальства. Офицеры, добывающие информацию, учитывали пожелания резидента.

Да и руководство страны фактически не стремилось получить всеобъемлющую информацию. Полковник Юрий Иванович Модин, который после войны в общей сложности проработал около десяти лет в лондонской резидентуре советской внешней разведки, писал:

«Во всех странах секретные службы стараются добыть как можно больше информации по самым разным вопросам, затем она оценивается и распределяется между различными правительственными организациями. Наши методы работы были совершенно иными. Мы всегда получали приказ свыше добывать только определенную информацию».

Концентрация усилий разведывательного аппарата на каких–то направлениях, конечно, помогала добиться конкретного результата. Но лишала политическое руководство возможности понимать, что в реальности происходит в Китае. Не разведывательная информация была исходным материалом для анализа политических процессов, а собственные представления советских руководителей о китайских делах. От разведки же требовалось подтвердить правоту их выводов.

Разведка еженедельно составляла доклад о положении в мире, но руководство ведомства госбезопасности старательно причесывало текст, чтобы не раздражать начальство. Когда Дэн Сяопин начал свои реформы, советским разведчикам иногда даже поступали такого рода указания: проанализируйте состояние экономики Китая, но, смотрите, не увлекайтесь и не расписывайте успехи китайцев…

А в середине шестидесятых глава советского правительства Алексей Николаевич Косыгин требовал от Брежнева как можно скорее помириться с Китаем, предлагал совершить визит в Пекин. Леонид Ильич чувствовал, что дело безнадежное, ехать не хотел, отвечал недовольно:

   – Если считаешь это до зарезу нужным, поезжай сам.

В феврале 1965 года глава советского правительства отправился в Северный Вьетнам, чтобы сообщить вьетнамцам, что они получат массированную военную помощь для противостояния американцам.

На обратном пути из Ханоя он сделал остановку в Китае и 11 февраля встретился с Мао Цзэдуном. После разговора довольно сообщил политбюро, что Китай откроет свое воздушное пространство для прямых доставок советской боевой техники во Вьетнам.

Но Алексей Николаевич не понял китайского вождя. Мао не разрешил советским военным самолетам летать через китайское воздушное пространство. Мао вообще пытался заставить вьетнамцев отказаться от советского оружия. Чжоу Эньлай недовольно сказал премьер–министру Северного Вьетнама Фам Ван Донгу:

   – Вам лучше не принимать советскую помощь. Я не поддерживаю идею приезда советских добровольцев и советской помощи Вьетнаму.

Во Вьетнаме находилось больше трехсот тысяч китайских солдат и офицеров. Чжоу Эньлай говорил египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру:

   – Чем больше войск Соединенные Штаты пошлют во Вьетнам, тем счастливее мы себя будем чувствовать, ибо их плоть окажется доступной нашим когтям, и мы сможем пить их кровь. Они станут нашими заложниками…

Столь же безуспешно Косыгин пытался уговорить Мао снизить накал полемики между двумя странами и даже пригласил его в Москву. Мао отказался:

   – Я стар, даже не всегда принимаю участие в заседаниях политбюро и, видимо, скоро умру…

Мао Цзэдун просто уклонился от разговора. Он не спешил не только в мир иной, но и на покой. 17 июня 1967 года в Китае взорвали первую водородную бомбу. Мао уже видел себя будущим хозяином мира:

   – Америка и Советский Союз, — говорил он, — имеют слишком маленькое население, им не хватит человеческих ресурсов для выполнения такой задачи. Кроме того, они боятся ядерной войны: их не волнует гибель населения в других странах, но им трудно примириться с потерей собственных граждан.

Кого выбрать: Мао или Чана?