«Я сопровождал Мао на танцы, — вспоминал личный врач вождя, — и мог видеть, как председатель уводил молодых партнерш в свою комнату, чтобы «отдохнуть» вместе с ними… Для большинства китайцев перехватить взгляд Мао было счастьем. Те, кому удалось подать руку председателю, несколько недель не мыли руку. Друзья и знакомые приходили к ним, чтобы коснуться руки, которую пожал председатель Мао… Когда Мао уставал от них, и райская жизнь заканчивалась, они выходили замуж за молодых людей из охраны или обслуги или просто исчезали».
Жена исчезнуть не могла.
Однажды ее увидели рыдающей.
– Не говорите никому, — попросила Цзян Цин. — Никто не может победить председателя в политической борьбе. Никто не может превзойти его и в обладании женщинами.
«Мао, — по словам его врача, — и Цзян Цин достигли взаимопонимания. Он согласился предоставить ей видную общественную роль, обязался не оставлять ее и не разводиться. Взамен Цзян Цин обязалась не реагировать на молодых женщин в его спальне. Цзян Цин смогла наконец удовлетворить свои политические амбиции. Она изменилась. Она шагала энергично, держала спину прямо, и больше не жаловалась на здоровье. Ее не беспокоили ни яркие огни, ни шум, ни сквозняки. Головные боли прошли. Она больше не нуждалась в услугах доктора».
Цзян Цин стала главным организатором культурной революции в Китае, погубившей судьбы целого поколения.
– Я простой солдат из патруля председателя Мао на идеологическом фронте, — повторяла она. — Я стою на страже и сообщу председателю все, что обнаружу.
В этом и состояла ее сила. Никто не знал, говорит она от своего имени или исполняет поручение председателя Мао… Однажды она сказала американской писательнице, которая сделала ее героиней своей книги:
– Иностранцы не сознают, как глубока моя приверженность коммунизму…
Сказав это, она со зловещей улыбкой бросила взгляд на свое окружение; от ее слов повеяло холодом.
– Моя настоящая специальность, — грозно произнесла Цзян Цин, — это выворачивать валуны и камни.
«Не знает жалости к себе, — писал о ней советский военный разведчик, работавший в Китае, — ее заботит только карьера».
Она была уверена, что народ ее обожает.
– Меньше видят — больше восхищаются, — говорила Цзян Цин, — больше видят — меньше восхищаются. Когда я выезжаю на машине, я велю опустить матовое стекло, иначе массы узнают меня, закричат и побегут за машиной.
Она стала членом политбюро. Рассчитывала на большее. Но и она никогда не знала, поддержит ли Мао ее грандиозные проекты. Тем более, что в последние годы Мао предпочитал играть роль удалившегося на покой философа, а не царствующего монарха.
Только две женщины имели постоянный доступ к вождю — Чжан Юйфэн, бывшая проводница его поезда, и Мэн Цзиньюнь, недавняя артистка ансамбля песни и пляски военно–воздушных сил. Они постоянно находились рядом с ним, исполняя все желания престарелого вождя. Попасть к нему можно было исключительно с их помощью.
В те годы о личной жизни Мао практически ничего не было известно. Американцы — президент Соединенных Штатов Ричард Никсон и его советник по национальной безопасности Генри Киссинджер — сделали Мао невероятную рекламу. Все мировые политики желали удостоиться аудиенции в Пекине. Мао наслаждался этим вниманием.
На встречи с Мао, вспоминал Генри Киссинджер, полагалось ехать в китайском автомобиле. Американцам даже не разрешалось брать с собой сотрудников охраны. Не доезжая до площади Тяньаньмэнь и здания Всекитайского собрания народных представителей, машины сворачивали влево и проезжали через традиционные китайские ворота с красными колоннами. Резиденция Мао, окруженная стенами Запретного города — старого императорского дворца, казалась скромной.
Принимая иностранцев, Мао очень веселился. На переговорах с Генри Киссинджером, тоже падким на женскую красоту, Мао сказал:
– Ходят слухи, что вы на грани истощения. Сидящие здесь женщины крайне этим недовольны (смех). Они говорят, что если доктор
Киссинджер близок к изнеможению, мы останемся без дела (смех).
Генри Киссинджер обещал делиться с китайцами всей информацией о переговорах с Советским Союзом по военно–стратегическим делам. Советник президента Соединенных Штатов доверительно, как он умел, поведал китайцам:
– Мы рассказываем вам о наших беседах с русскими, но мы не говорим русским о наших беседах с вами.
Мао довольно сказал своим помощникам:
– Америка превращается из обезьяны в человека. Хотя еще не совсем человек, так как у нее остается хвост, но она уже не рядовая обезьяна, а шимпанзе, так как хвост у нее не очень длинный. Америка начинает новую жизнь. Это эволюция.
В пятидесятые годы Мао Цзэдун провоцировал Америку, чтобы под предлогом американской опасности получать от Советского Союза военные технологии. Теперь тот же номер он повторял с американцами: хотел получить от них современные технологии, чтобы противостоять Советскому Союзу.