Россия и Китай в XX веке: граница

В нашем сознании должен был произойти подлинный переворот. Ведь и в обыденном сознании, и в рассуждениях руководителей страны (к тому времени Н. С. Хрущева уже не было в их числе пять лет) не подвергалась сомнению мысль о том, что существует коренное различие в отношениях между социалистическими странами и в отношениях между социалистическими и капиталистическими странами. Война представлялась возможной для социалистических стран только со странами капиталистическими, но никак не между социалистическими странами. Сама мысль об этом просто не существовала в сознании людей в СССР. Все у нас полагали, что в отношениях двух социалистических государств немыслима не только война, но даже недопустима сама мысль о применении оружия друг против друга. Оружие можно было применять, как тогда полагали в нашей стране на уровне обыденного сознания, только против внешнего врага, которым никак не могла быть социалистическая страна. А внешними врагами могли быть только капиталистические государства. Поэтому применение оружия — это то, что никак не соотносилось в нашей стране с разногласиями между нашей страной и КНР.

Свою роль играла также мысль о том, что тогдашний руководитель КПК-КНР Мао Цзэдун — это человек хотя и «с загибами», но одной с нами идеологии, марксист, коммунист, а следовательно, все отношения с ним большинство людей в нашей стране видели до 2 марта 1969 г. как отношения в семье, где возможны ссоры, но никак не возможна и немыслима война.

События 2 марта разрушили в СССР, в нашем народе прежнее представление о Мао Цзэдуне и его приверженцах, о характере наших двусторонних отношений. Вот тут-то и возникло ощущение, что со стороны Мао Цзэдуна и его последователей нам может грозить опасность войны. До этого таких мыслей в нашем сознании просто не было. Эти мысли усиливались при воспоминании о заявлении того же Мао Цзэдуна, сделанном еще в 1964 г.: Китай, дескать, еще не предъявлял нашей стране «счет» в полтора миллиона квадратных километров территории. Эти слова Мао Цзэдуна стали по-иному восприниматься после событий на острове Даманском в 1969 г.

Так Мао Цзэдун сделал два шага, которые нанесли огромный урон нашим двусторонним отношениям и создали такое недоверие к Мао Цзэдуну и его последователям, которое до сих пор сохраняется в сознании людей в нашей стране.

Необходимо повторить, что до событий на острове Даманском в марте 1969 г. народ нашей страны воспитывался в том духе, что с точки зрения марксизма-ленинизма война между социалистическими странами недопустима, немыслима, исключается. Мало того, война с Китаем, применение оружия в отношениях с Китаем исключались из ментальности нашего населения полностью, ибо к таким выводам нас тогда подводило наше видение истории отношений с Китаем. У нас господствовало представление, что мы до той поры никогда не воевали с Китаем. Напротив, мы вместе сражались с ним против агрессоров, особенно японских. Люди в нашей стране не допускали и мысли о том, что возможна стрельба на китайской границе.

Своими действиями в марте 1969 г. Мао Цзэдун вызвал и у нас мысль о возможности войны между нашими странами. И не случайно сразу же после начала стрельбы на границе 2 марта 1969 г. Л. И. Брежнев спросил у начальника пограничных войск (в то время В. А. Матросова), не означает ли это, что возможна война. В. А. Матросов ответил, что, судя по имеющимся у пограничников данным, война невозможна. Л. И. Брежнев мог вздохнуть спокойно и ориентироваться пока на вооруженные провокации со стороны КНР на границе, но не более того. Однако сама постановка Л. И. Брежневым такого вопроса свидетельствовала о том, что в его сознании происходил переворот; ему тоже пришлось задумываться об опасности и возможности нападения на нас, войны против нас со стороны Мао Цзэдуна.

Думаю, что после этих событий Л. И. Брежнев еще больше укрепился в своей мысли о том, что с Мао Цзэдуном нужно ухо держать востро, что Мао Цзэдун — это маньяк. Иначе говоря, его действия могут быть иррациональными даже тогда, когда речь идет о самых серьезных проблемах международных отношений, мировой политики. Возможно, что именно эта акция и подвигла Л. И. Брежнева на то, чтобы взять курс на разрядку в отношениях с США и на достижение согласия с президентом США по вопросу о том, что главная задача двух мировых лидеров, руководителей СССР и США, состояла в то время в том, чтобы не допустить мировой войны. С Мао Цзэдуном, как верно почувствовал Л. И. Брежнев, о такой договоренности не могло быть и речи.