Россия и кочевники. От древности до революции

Это столкновение родилось не из желания кочевников завоевать и удержать землю, а из их нужды иметь относительно свободный доступ к продукции оседлого мира[207]. Однако затем номады, по тем или иным причинам потерявшие свои земли в степях, стали пытаться занять пограничные земли «оседлых» государств под пастбища[208]. Вызванные этим конфликты до сих пор отличаются наибольшей сложностью урегулирования, поскольку обе стороны (потомки скотоводческих и оседло-земледельческих этнических групп) убеждены в принадлежности спорных территорий прежде всего им – на основе справедливости, исторического права и здравого смысла[209].

С.А. Плетнева писала о том, что кочевники несли оседлым «разруху, бедствия, разорение, гибель»[210]. Р. Груссе видел причины агрессии со стороны кочевников в тяжелых условиях их жизни: «Сообщества земледельцев, которые возделывали хорошую желтую почву Северного Китая, сады Ирана или богатые черноземы Киева, были окружены поясом бедной пастушеской земли, где часто превалировали ужасные погодные условия и каждые десять лет иссякали источники воды, чахла трава, умирал скот и вместе с ним – сами кочевники. В этих условиях периодические нападения кочевников на земледельческие районы были законом природы»[211].

Характерно, что обе стороны пытались манипулировать друг другом. Так, Китай и Византия понимали, что более выгодно (и более важно с точки зрения перспектив торговли) подкупить кочевников, чем вести войну с такими сильными врагами. Китаю часто удавалось контролировать поведение кочевников путем открытия или закрытия приграничных рынков[212].

Многие ученые считают, что между земледельческой и кочевой цивилизациями есть существенная «социокультурная дистанция»[213]. Во-первых, ее обусловила география проживания[214]. П.Н. Савицкий писал о том, что контрасту культур кочевников Монголии и оседлых китайцев соответствует контраст географический: «Влажный муссонный умеренно-теплый Китай с мягкой и непродолжительной зимой и сухая… Монголия, с невыносимой жарой летом и сильнейшими, сопровождаемыми ветром морозами зимой»[215]. С этим же аспектом связано и разное отношение оседлых и кочевых людей к природе. Американский исследователь Д. Ворстер отмечал, что «культура современного западного человека покоится на вере, что он автономен в природе» и неподконтролен ей. Западные люди потеряли «чувство близкой зависимости от окружающей среды»[216], которое, в свою очередь, сохранялось у кочевников.

Во-вторых, оседлые и кочевники ведут разный образ жизни («привязанность» и «мобильность»). Кочевник должен мигрировать, тогда как земледелец старается как можно меньше отлучаться со своего поля[217]. Особенно ярко и даже трагически эта разница выразилась в крепостничестве, при котором крестьянин был законодательно «прикреплен» к земле[218].

В-третьих, у оседлых и кочевников – разные типы экономики[219]. Ф. Барт считал, что именно различия в экономике более всего важны для понимания отношений между кочевниками и оседлыми[220]. Кочевое скотоводство исключало оседлый образ жизни, развитие земледелия, появление населенных пунктов[221]. Земледелие и собирательство-охота (у аборигенов Австралии, например) – экономические системы, по выражению Дж. Блэйни, вообще «разные, как коммунизм и капитализм»[222]. Г.Н. Черданцев писал, что «скотовод-кочевник является… “естественным врагом” оседлого земледельца. Кочевое скотоводческое хозяйство требует простора, и там, где завелись посевы, нет места для выпаса и прогона скота, который их потравит»[223]. Здесь можно привести в пример рознь, возникшую в начале ХХ в. между кочевыми и оседлыми казахами, осознавшими, «вместо былой родовой солидарности, коренную противоположность своих стремлений и интересов: что одному полезно, то другому смерть»[224].

В-четвертых, отличаются традиционные системы социальной организации. Как выявил П.И. Кушнер, у земледельцев родовые группы создают довольно устойчивую систему, основанную на общем пользовании общественными угодьями. У скотоводов большие семейные группы входят между собою в самые разнообразные сочетания, носящие временный характер. Однако в итоге «земледелец вскоре забывает о своих родственных связях за пределами родовой общины, а… у скотоводов родовые связи сохраняются дольше, родовые обычаи выполняются тщательнее»[225].

Наиболее тесный контакт кочевников с оседлыми возникает, когда «кочевые» территории входят в состав «оседлого» государства. Многие ученые говорят об изначальной враждебности последнего к кочевникам[226]. Правители «оседлых» государств «видели в самом кочевом образе жизни альтернативу окаменелым формам государств, не терпящих альтернатив»[227]. Кочевники воспринимались как «неприятные соседи», с трудом предсказуемые, «стихийные и непостоянные», притом «ежеминутно меняющие» свое настроение и стиль действий[228]. Конечно, для такого отношения были основания: многие страны в течение веков постоянно находились под угрозой нашествий и набегов кочевников.