Россия и Ливония в конце XV века: Истоки конфликта

Русские купцы, которых манила перспектива получения высоких прибылей на Готланде, в Данциге и немецких городах, пересекали балтийские просторы на ганзейских кораблях и подвергались риску ничуть не больше прочих. Однако, не будучи хорошо знакомыми с нормами балтийского морского права, они требовали для себя гарантий безопасности, что было принципом торговли сухопутной — ответственность государя, в зоне юрисдикции которого осуществлялась торговля. Морские просторы, исключая прибрежные воды, никому не принадлежали, а потому ни ливонские ландсгерры, ни ганзейские города не несли ответственности ни за бесчинства пиратов, ни за последствия бурь. Это имел в виду магистр Ливонского ордена, когда на требование предоставить «чистый путь за море» новгородским купцам ответил: «В море моей власти нет»[674].

Изменявшиеся и усложнявшиеся условия русско-ганзейской торговли уже к середине XV в. потребовали от всех ее участников оформления требований, которые они могли бы предъявить торговым партнерам для выработки компромиссного решения. Всякий раз, когда дело доходило до такого обсуждения, ганзейцы прочно стояли на позициях старины, принятой издревле и зафиксированной в предыдущих договорах, и старались обеспечить контроль качества товара. Русские стремились подправить старину, требуя устранить произвол при взимании наддач к мехам и колупании воска и предоставить им чистый путь по морю. Несмотря на различие, эти две программы давали сторонам возможность предоставления друг другу частичных уступок, что помогало разрешать конфликты. Правила игры не предусматривали удовлетворения всех требований партнера, поскольку это создало бы дисбаланс в отношениях, и содержание русско-ганзейских договоров 40–70-х гг. XV в. оставалось неизмененным. Ошибочно полагать, что Новгород до вхождения в состав Московского государства не мог защитить интересы своей торговли[675]. Он так же, как это позже сделает Иван III, мог осуществлять политическое давление на Ганзу, но это привело бы к осложнению отношений и подрыву торговли с Западной Европой, что для экономики Новгорода было равносильно самоубийству. Новгородские и ганзейские купцы, несмотря на противоречия, старались сохранять паритетную основу соглашений.

Конец 70-х и 80-е гг. XV в. не внесли серьезных изменений в сложившуюся систему русско-ганзейских взаимоотношений, хотя появление в них нового фигуранта в лице великого князя Московского давало о себе болезненно знать. Вспомним последствия, которые имела для торговли Новгорода депортация купечества и боярства. Но в начале 1490-х гг. Иван III как никогда был склонен к принятию компромиссных решений. Переговоры с Максимилианом Габсбургом заставляли его учитывать мнение европейцев о нем и его политике. Послы великого князя в Европе обязаны были улавливать витавшие там настроения и по мере сил содействовать распространению доброй молвы о московском государе. Вопрос о нарушении новгородскими властями старины поднимался во время пребывания в Ревеле и Любеке первого русского посольства, отправленного Иваном III к императору Фридриху III весной 1489 г. Городские советы обращались к послам с просьбой заступиться перед великим князем за ганзейцев и содействовать урегулированию торговых противоречий. Просьбы возымели действие, поскольку начиная с 1489 г. ситуация с торговлей стала понемногу стабилизироваться, и надобность обращаться к московским дипломатам отпала. Только в конце мая 1494 г., когда отношение Ивана III к Ганзе изменится, власти Ревеля снова побеспокоят членов русского посольства просьбами о содействии.

В Москве считались с тем, что послам великого князя в Ревеле и Любеке станут задавать вопросы об условиях ведения торговли в Новгороде, и давали им соответствующие инструкции. Одна из них, датированная 6 мая 1492 г. сохранилась в составе посольских книг[676]. Из нее следует, что послам особо внимательно нужно было отнестись к разговорам о введении в Новгороде обязательного завешивания соли и меда. Послы должны были объяснять введение новшества уменьшением объема тарных мешков и бочонков, в которых продукты доставляли из Ревеля. Насколько точно эти слова отражали действительное положение, судить сложно. Стоит отметить, что рост соляной торговли в Пскове[677], где традиционный порядок продажи этого ходового товара не был нарушен, свидетельствует о его приемлемости для русских купцов. Выше уже выдвигалось предположение, что введение обязательных завесов соли и меда при совершении торговых сделок в Новгороде и взимание весчего были связаны с фискальными соображениями новгородских властей: они старались восполнить сокращение поступлений в казну Но введение новых правил торговли лишь увеличивало отток купцов из Новгорода, что заставляло власти изыскивать новые способы решения финансовых проблем. Мало знакомые с правилами ведения международной торговли, великокняжеские наместники не могли придумать иного, как повышение размеров весчего, что в письмах недовольно отмечали ганзейские купцы.