20 марта в Вольмаре был созван ландтаг, который принял решение об урегулировании спора ордена и Риги, выработке условий мира. Представители Риги приняли это решение; должностные лица Ливонского ордена также согласились, ограничившись возвратом его собственности[200]
. То, что Ливонский орден не развил свой успех при Ноермюлене и не добился больших уступок, объясняется ограниченностью его возможностей. Магистр Фрайтаг мотивировал решение о прекращении войны слабой надеждой на помощь со стороны Орденской Пруссии и верховного магистра, который по воле польского короля был вынужден принять участие в походе на турок[201].Третейский суд признал Ригу виновной в развязывании войны и предписал восстановить
Ливонский орден мог торжествовать победу. Он сломил сопротивление двух самых серьезных противников — рижских архиепископов и Риги. Он диктовал условия мирного договора, которые на ландтаге в Вальке признала вся страна. Ему удавалось в течение десяти лет предотвращать внешнее вмешательство и заставить многочисленных иноземных правителей умерить аппетиты. Однако атмосфера торжества не ощущается ни в хрониках, ни в официальной переписке — деловой, будничной, наполненной сообщениями о новых проблемах и потрясениях.
Ливонский орден не достиг цели, к которой стремился на протяжении многих лет. Сохранение Ливонией status quo, закрепленного мирным договором 1492 г., означало, что ему не удалось объединить под своей властью ливонское сообщество. Попытка магистра Борха включить рижскую епархию в состав орденского государства закончилась столь же безрезультатно, как и усилия по дальнейшему ограничению городского самоуправления Риги. Добиться от вассалов беспрекословного повиновения в условиях военного времени также не было возможности. Спекулируя на несении военной службы, они вынуждали ландсгерров, и орден в том числе, к новым уступкам.
Победа далась дорогой ценой. «Прошедшие тяжелые и долгие войны, которые мы вели вплоть до этого времени, — писал верховному магистру фон Тифену в ноябре 1494 г. Вольтер фон Плеттенберг, — совершенно разорили нас и наших гебитигеров, и поскольку наши оброки и доходы чрезвычайно малы, мы не в состоянии никому [из солдат] платить жалованье»[206]
. Эмиссары, которых верховный магистр в 1495 г. направил в Ливонию с поручением выяснить настоящее положение дел, полностью подтвердили эти сведения. Главу Немецкого ордена беспокоили снижение доходов и обветшание орденских замков. «Поскольку господин великий магистр узнал, что в Ливонии замки всюду, и даже на границе, совсем развалились… его высокочтимости просит его достопочтимость [магистра Плеттенберга], его гебитигеров и амтманов не допустить полного разрушения замков, особенно приграничных»[207]. Сокращение доходов Ливонского ордена стало также следствием нескольких неурожайных лет, чего, как пишет в одном из писем Плеттенберг, в Ливонии не случалось вот уже сто лет[208]. А ведь именно торговля зерном создавала основу материального обеспечения ливонских ландсгерров и их вассалов. Чума, о которой упоминают документы 1495–1496 гг.[209], завершила безрадостную картину разрухи, какую представляла собой Ливония к моменту осложнения отношений с Московским государством.Не надо также забывать о внешнеполитической ситуации в целом. На протяжении всего XV в. страна не раз оказывалась в зоне пристального внимания трех крупных держав, чьи государи снискали широкую известность своими политическими амбициями. Польско-Литовское государство, Дания и Швеция создавали очаги напряженности на южной и северной границах Ливонии, а когда в конце 70-х гг. ее восточным соседом стало Московское государство, круг замкнулся.