Россия и мир в 2020 году

Пожалуй, наиболее ярким проявлением нового типа лидерства стали усилия Си Цзинпина, направленные на формулирование национальной идеи, которая как служила бы ориентиром национального развития, так и способствовала бы идеологическому перевооружению партии. Он предложил китайскому обществу амбициозную «китайскую мечту» и назвал этапы ее реализации: «Я твердо убежден, что к столетней годовщине основания Компартии Китая (2021 год) неизбежно будет осуществлена задача создания общества средней зажиточности. Ко времени столетия создания КНР (2049 год), несомненно, будет выполнена задача по созданию богатого и могущественного, демократического и цивилизованного, гармоничного и современного социалистического государства. Мечта о великом возрождении китайской нации непременно осуществится»[19]. Уже на первом заседании ВСНП нового созыва в марте 2013 года приступивший к выполнению своих обязанностей Генерального секретаря ЦК КПК Си Цзиньпин более детально изложил свое видение выдвинутой им идеи, перечислив три ее главных компонента – сильное и богатое государство (гоцзя фуцян), национальное возрождение (миньцзу чжэнсин), народное счастье (жэньминь синфу). Идеологическим инструментом реализации «китайской мечты» является сплав национализма (обращение к истории, в частности, к конфуцианскому наследию) и «социализма с китайской спецификой». В этом смысле неслучайны визит Си Цзиньпина в марте 2013 года в Цюйфу на родину Конфуция и тезисы о влиянии, которое наследие Конфуция оказало на китаизацию марксизма. Несомненно, сам термин «китайская мечта» еще недостаточно идеологически обрамлен, но сама потребность в создании универсальной идеологии национального развития, решающей не только инструментальные задачи примирения социалистической теории с рыночной практикой или мира – с идеей неизбежности, но и неопасности дальнейшего возвышения КНР, говорит о процессе складывания у руководства Китая нового типа мышления элиты «государства-нации», для которой приоритетом является не механистически понимаемый рост национального благосостояния – но осмысленное движение к национальным ориентирам. Как справедливо отмечает российский исследователь Л. Кондрашева, «никому не запрещается иметь свою мечту, но далеко не каждая мечта может претендовать на звание «великого социального мифа», представляющего интерес для всего человечества. До сих пор такой ореол окружал Американскую мечту и Советскую мечту, олицетворявших два альтернативных варианта общественного развития. Исчезновение Советской мечты на какое-то время сделало США монополистом социального идеала, но ненадолго. У Американской мечты появился новый соперник – Китайская мечта, за которой стоит экономическая мощь и политический авторитет новой великой державы мира – быстро развивающегося Древнего Китая. Новый девиз современного поколения китайского руководства знаменует окончательное преодоление комплекса неполноценности и непреклонную веру в будущее, в возрождение прежнего величия»[20]. Можно полемизировать с автором по вопросу о том, насколько американская и китайская «мечта» соперничают, но сама тенденция к складыванию новой идеологии как реакции китайского руководства на возникший в обществе запрос на создание собственного уникального проекта общественного развития налицо.

В среднесрочной перспективе можно прогнозировать рост авторитаризма в КНР как ответ на необходимость общественной мобилизации для претворения в жизнь «китайской мечты» в условиях стремления растущего среднего класса к либерализации. Эта тенденция затронет все сферы жизни китайского общества – и будет усугубляться фактом появления в КНР сильного лидера, менее склонного к коллегиальной выработке решений. Во внешней политике государства это проявится в том, что Китай будет более решителен в отстаивании своих национальных интересов, а его внешнеполитическая риторика станет гораздо более четкой и не по-китайски недвусмысленной.

Внешнеполитические планы КНР до 2020 года