Россия и мусульманский мир № 12 / 2016

В то же время нельзя не признать, что в этих поисках героики очень часто единственно определяющей оказывается не исламская, а националистическая мотивация. Это хорошо видно на примере возрождения идейного наследия Мирсаида Султангалиева – лидера российских мусульман-коммунистов, решившихся на политический союз с победившей в революции 1917 г. партией большевиков. После неизбежной гибели М. Султангалиева в сталинских застенках его имя на долгие годы оказалось под запретом. Однако его концепция исторической миссии российских мусульман, основанная на геополитических и социально-освободительных идеях модернизированного ислама, именно этой своей стороной вызвала интерес за рубежом, в том числе со стороны европейских ученых и некоторых лидеров исламского мира. Сегодня свободные от прежних запретов татарские националисты вернули имя М. Султангалиева на страницы истории, но лишь в качестве героического борца за национальную государственность татар. А вот исламская составляющая в его идейном наследии, которая, казалось бы, должна была так или иначе заинтересовать современную мусульманскую общественность, продолжает оставаться малоизученной и практически невостребованной. Возможно, это объясняется отсутствием у мусульман Татарстана претензий на завещанную им роль политического сообщества, которая обязывает их воспринимать и критически переосмысливать соответствующий этой роли идейный опыт прошлого.

Показательна также судьба идей другого выдающегося татарского мыслителя – Мусы Бигиева, чьи подходы к пониманию исламского вероучения ориентировали на то, чтобы максимально раскрыть его социально-преобразовательный и цивилизационный потенциал в целях построения такого общества, в котором наряду с политическими и экономическими правами мусульман обеспечивалась бы их «нравственная революция». В советской России, откуда М. Бигиев, пережив арест и тюрьму, вынужден был эмигрировать, его идеи были основательно «забыты», в то время как в мусульманском зарубежье они продолжали вызывать политический и научный интерес. В значительной мере именно благодаря этому в постсоветское время стало возможным возвращение идейного наследия М. Бигиева на родину, что стало определенным индикатором состояния ислама и исламоведения в России. Уже сейчас ясно, что подлинное возрождение здесь этого наследия будет происходить лишь по мере того, как будет возрождаться общественное мировоззрение российских мусульман. Не говоря уже о том, что адекватное восприятие российскими и особенно татарскими историками личности и деятельности М. Бигиева требует от них серьезной исламоведческой подготовки.

Постсоветский период открыл новые проблемы и новые возможности в изучении истории и современного состояния ислама в России и в Татарстане. Это было обусловлено повышением значения исламского фактора во внутренней политике Российского государства, а также тем, что процессы посткоммунистической либерализации благоприятно сказались и на положении мусульман, и на состоянии науки. С одной стороны, стали поощряться исследования многих, в том числе зарубежных, ученых, при этом выбор тематики исламоведческого исследования, методологические установки и подходы к пониманию проблем уже не регламентировались государством, как это было раньше. На этой позитивной волне татарское научное сообщество получило возможность начать восстанавливать свои позиции в области исламоведения. С другой стороны, в целом благоприятно изменились и условия развития самих мусульман: укрепилось политико-правовое и материальное положение их общин и официальных структур, вырос уровень информированности и активности мусульманской общественности – все это стало представлять собой гораздо более масштабную и более сложно структурированную, чем раньше, социальную реальность.