Россия и мусульманский мир № 6 / 2014

Дебаты о вызовах идентичности охватили большинство стран современного мира. Они превратились, по выражению американского политолога С. Хантингтона, в неотъемлемую черту нашего времени. Мало, где еще люди не задаются вопросом, что у них общего с согражданами и чем они отличаются от прочих, пересматривают свои позиции, меняют точки зрения. Кто мы такие? К какому сообществу мы принадлежим?2 Необходимость осмысления социально-политических изменений во всем их многообразии и поиска новых ресурсов развития общества, адекватных историческим вызовам, мотивирует политическую науку все чаще обращаться к категории идентичности. Однако, как подчеркивают ряд современных авторов, вопрос о соотношении индивидуальной и коллективной идентичности будет постоянно оставаться наиболее сложным, а значит, при разрешении этой дилеммы потенциал идентичности как категории политического анализа сохранит свою особенную востребованность.

В современном обществе формирование коллективных идентичностей происходит под влиянием целого ряда факторов. Они определяются деятельностью государства и политической элиты, сознательно проводимой политики идентичности, а также в результате стихийных изменений в массовом сознании под влиянием социально-экономических и социокультурных деформаций, способных рефлексивно активизировать такие «традиционные» формы коллективной самоидентификации, как религиозная, национальная и цивилизационная. Поэтому, согласно А.Х. Тлеужу, конструирование коллективной идентичности следует рассматривать и как результат смыслотворческой, идеологической и пропагандистской деятельности элит, и как стихийный процесс изменений стереотипов массового сознания под влиянием меняющихся исторических обстоятельств3. В этом отношении коллективная идентичность тесно связана с политической идентичностью и формируется в непосредственном взаимодействии с ней.

Еще одним важным методологическим указанием, на который мы хотим обратить внимание, приступая к предмету настоящей статьи, является следование коммуникативному подходу при рассмотрении коллективных идентичностей. Признание их коммуникативными конструктами, дискурсивными фактами требует при анализе коллективных идентичностей эмпирически правильной интерпретации и корректной операционализации свойств их универсальности. Как предупреждает Г.Я. Миненков, ошибочная интерпретация может привести к возникновению опасности манипулирования коллективами, игнорированию различий между индивидами и, как следствие, к их насильственной гомогенизации. Следуя его замечанию, «к коллективной идентичности нужно идти не “сверху”, так сказать, отталкиваясь от некоторых “идеальных сущностей”, а “снизу”, от реальных коллективных действий, в контексте которых происходит самоопределение индивидуальных самостей, конструирующих те или иные коллективные идентификации»4.

Приложимость этого подхода, на наш взгляд, в равной мере оправдана как в вопросе исследования идентичности больших социокультурных сообществ, так и на уровне изучения идентичности элит, понятийно оформленной основателями ростовской научной элитологической школы А.В. Понеделковым и A.M. Старостиным как сознание принадлежности к элитному слою и сопутствующее этому чувство избранности и ответственности за принимаемые решения и реализуемую миссию на уровне общенациональных (как региональных, местных, в зависимости от уровня элиты) масштабов5.

Когда в 2010 г. политологи А. Верховский и Э. Паин в совместной работе в сборнике статей российских и немецких ученых, обсуждавших идеологию «особого пути» России как инструмента модернизации страны, выдвинули тезис о том, что «политическая элита России находится на распутье»6, видимо, у них были серьезные основания для такого вывода. Но имелось ли их тогда больше, чем теперь? Российский политический истеблишмент, который на экваторе легистратуры Президента РФ Д.А. Медведева, представлял собой не единую монолитную группу, а конгломерат довольно разных чиновничьих кланов, предлагающих де-факто разные программы цивилизационного национализма, должен был определиться, какую из возможных версий использовать в России. Стратегия русского этнонационализма воспринималась властями заведомо неприемлемой, так как неизбежно провоцировала бы подъем этнонационализмов меньшинств и всплеск нежелательных конфликтов. С другой стороны, национализм является чрезвычайно привлекательным как эффективный способ мобилизации масс, столь необходимой в условиях атомизации российского общества. Нечто срединное, модель конструирования цивилизации по принципу «все-таки не русской, а российской или православной – в зависимости от требуемого масштаба», по наблюдениям политологов, притягивала к себе многих, в том числе и значительную часть высокопоставленных чиновников. Так или иначе, но политическая элита склонялась к так называемой концепции культурного этно-национализма, разработанной в 1999–2000 гг. Русской православной церковью.