Россия и последние войны ХХ века

В первую чеченскую войну словно ожили эти картины начала века, и хотелось бы верить, что повторения не будет. Однако новая война получила столь же неясное официальное определение: контртеррористическая операция, что, в соотнесении с действующей в Чечне 90-тысячной группировкой и масштабами потерь, выглядело чем дальше, тем более двусмысленно. В особенности же — по контрасту с той откровенностью, с какой чеченская сторона с самого начала говорила о джихаде, даже, по информации Интерфакса от 25 октября 1999 года, разработав операцию под кодовым названием «Джихад-2». Она предусматривала нанесение ответного удара по федеральным войскам и вытеснение их с территории республики. И хотя этого не произошло, на втором этапе операции, о начале которой 20 октября было объявлено прилетевшим в Моздок Путиным, федеральные войска встретились с реальностью существенно отличной от положения на левом берегу Терека.

На правом его берегу передовые подразделения российских войск сразу натолкнулись на чеченские укрепрайоны, и даже в скупых сводках Минобороны сообщалось о вооруженных столкновениях, повлекших за собой потери в армии. Говорилось, что «обстановка продолжает оставаться сложной, а на западном направлении боевики создают глубоко эшелонированную оборону». Укреплялись также восточная часть Терского хребта и рубеж Грозный-Аргун-Гудермес. 27–28 октября по всей линии фронта от Бамута до Зандака велся одновременно шквальный огонь из сотен стволов системы «Град» и орудий большого калибра. Интенсивно работала авиация, совершая за сутки более 100 вылетов.

В итоге Гудермес был взят в полукольца с севера и востока, причем к нему вышли передовые отряды десантников и морской пехоты, особо отличившиеся в ходе прошлой кампании. Однако на этот раз проявлять свои боевые качества им не пришлось, чему, безусловно, можно было бы радоваться, если бы не одно обстоятельство. А именно: то, что Гудермес сдался без боя, было следствием вновь обозначившейся сомнительной тактики переговоров, все отрицательные последствия которой армия вполне вкусила еще в 1995–1996 годы. Генерал Владимир Шаманов в своем интервью газете «Завтра» так рассказывает об этом:

«Силы вверенной мне Западной группировки заняли район [1332], захватили часть Терского хребта и с опорой на него вышли к северо-западной окраине Грозного. Теперь силами Восточной группировки нужно было занимать Гудермесский район.

— Но вместо этого начались переговоры?

— Да, начались какие-то непонятные переговоры с боевиками. Гудермесский район держат братья Ямадаевы. Это наиболее одиозные фигуры. Они контролируют нефтяные и денежные потоки, у них свои отряды боевиков, естественно, разоружаться они и не думали. Одним словом, начала применяться какая-то непонятная тактика ведения переговоров, каких-то соглашательств и мирных уступок».

Делалось это, подчеркивает Шаманов, под благовидными предлогами: минимизировать жертвы среди мирного населения, внушить доверие и т. д. и т. п., но приводило к утрате всех добытых тяжелыми жертвами армий результатов. Опыт прошлой войны уже показал это, и тяжелая ситуация, сложившаяся в Чечне на конец 2000 года, по мнению Шаманова, также является итогом аналогичных уступок. Замечу, что и невозможность, в этой тяжелой ситуации, возвращения в республику многочисленных беженцев также может быть отнесена на счет того же сомнительного миролюбия. Ибо переговоры переговорам рознь. И если, вступая во многие «замиренные» переговорами чеченские села, федералы почти не встречали там мужчин молодого и среднего возраста, то уже одно это не могло не настораживать. Как и то, что сразу же после падения Гудермеса Шамиль Басаев, по достоверным данным, отправился за пределы Чечни для закупки оружия и вербовки наемников. Очевидно, боевики имели не столь уж миролюбивые планы, и надежды генерала Манилова, что теперь отпала необходимость штурма чеченской столицы и город «можно взять с помощью местных жителей, как это произошло в Гудермесе», были, увы, совершенно безосновательны.