Россия и социализм

Как результат этого в настоящее время материально успешного предприятия по переводу крестьян к тому, что по их ощущениям должно быть принудительным трудом, описываются один корреспондентом, на протяжении лет интеллигентно рассказывающим об этих событиях (см. Новая Свободная Пресса, Вена, 1 ноября, .): «…Крестьянство устало. Сопротивление прошлого года ничего не принесло. Восстания ещё меньше. Всё, что оказывало энергичное сопротивление, удалено из деревень, было расстреляно или изгнано по закону. Крестьянин устал и ищет пути наименьшего сопротивления, чтобы жить. Так, возможно, что этой зимой последние остатки ведущих частное хозяйство крестьян вступят в коллективные хозяйства. У них больше нет возможностей к существованию, никаких личных и экономических перспектив».

Право остаётся за каждым, рассматривать это описание как триумф или как поражение сегодняшней русской системы. Крестьянство измотано, оно подчиняется, оно не видит иного пути, никаких надежд перед собой – утверждается таким образом социализм или несётся к могиле? Приветствует его человек с радостью как наивысшее достижение или попадает к нему как сгоняемый вместе скот американских мясных фабрик, где животных гонят среди всё более сужающихся стен, пока каждое животное не схватывается за ногу, не вздёргивается ввысь, не получает разрез горла и затем оправляется в путь по фабрике на конвейере, чтобы закончить как мясо, колбаса, консервы, удобрение и т.п. Несомненно, подобный путь был указан миллионам русских крестьян в последние годы, им заперли все выходы, и они теперь утомлённо бредут навстречу своей судьбе – американская свинья с Чикаго или Омахи на мясокомбинате, российский крестьянин на зерновой фабрике, без надежды, утомленный. Так гнали слуги тысячи фараона египетских и эфиопских рабов для таскания камней на строительство пирамид, так должны были порабощённые массы отвести Бусенто, чтобы построить гробницу Алариха на дне реки, так Сталин сохраняет себя в Кремле тем, что он наконец–то измотал крестьян. Это азиатский деспотизм, а не социализм, по крайней мере, по моему ощущению.

Когда говорят, что это происходит в интересах пяти миллионов рабочих, стоящих против 95 миллионов крестьянского населения в России, даже тогда этому нет морального оправдания. Рабочие были в свою очередь первыми жертвами коммунистической диктатуры, которая отняла у них всякую независимую социалистическую волю, их профсоюзную независимость, их товарищество, и загнала их как крестьян и американских животных на убой, с закрытием всех выходов, в механизм государственных фабрик, где их последующая жизнь происходит как на конвейере. Они были разделены между собой различными шкалами зарплат и рационов и держатся в таком состоянии, что непосредственное небольшое улучшение их при возможно большем подчинении партии наполняет всю их жизнь и все стремления. Мы не слышали в эти годы от них ни одного независимого слова и только от числа преследуемых, наказуемых, заключённых, изгнанных, убитых и, возможно, как когда–то, ушедших в «нелегальную» жизнь, можно было бы узнать о настоящих настроениях в России, если бы это число было известным. Молчание настолько велико, что даже хорошо информированная тайная или иностранная пресса, бывшая столь многочисленной при царизме, кажется более не существующей, по крайней мере, не издаёт звуков, в то время как почти вся информация и книги о России выдержаны в таком духе, что даже покойный Потёмкин покраснел бы от их неправды. При этом я даже не думаю о прямо коммунистической прессе во всех странах, на которую затрачивается так много усилий, к которой, однако, каждый, кто ей не поклоняется, относится совершенно равнодушно, как к какому–нибудь богословскому трактатику или рекламному листку, которые могут всунуть кому–нибудь в руку, и на которые не взглядывают даже краем глаза.