Россия и современный мир №2 / 2014

Незнание – очень часто источник враждебности. Махатма Ганди утверждал: чтобы хорошо управлять, надо знать и любить свой народ. Как поступки, так и высказывания российских реформаторов свидетельствуют, что ни того, ни другого у них не было. В начале 1990-х годов реформаторы часто высказывали пренебрежительные и даже бесчеловечные сентенции касательно собственного народа и его судьбы, вроде допустимости гибели 30 млн, не сумевших приспособиться к рынку, сентенции, от которых впоследствии приходилось публично отказываться20. Об этом, например, свидетельствует суждение, высказанное в феврале 1992 г. Е. Гайдаром на совещании по социальным проблемам: «Уход из жизни людей, неспособных адаптироваться к радикальным преобразованиям – дело естественное»21. Еще пример – его столь же откровенный ответ на вопрос о том, что будет в итоге реформ с пенсионерами: «они умрут»22. М. Бергер приводит характерное высказывание П. Авена – одного из членов правительства Е. Гайдара: «Безусловно, когда большевики рубят лес, то щепки летят. Чубайс не любит концентрироваться на щепках, а любит указывать на достигнутые результаты. С залоговыми аукционами, я считаю, щепок было слишком много, и они слишком опасно разлетелись, кое-кого поубивало даже» [1, c. 139]. Следует согласиться с этим запоздалым признанием, «щепки» их тогда не интересовали, главным был достигнутый результат.

Начиная реформы, Е. Гайдар и его единомышленники постоянно повторяли, что не так важно, как будет получена собственность, главное – чтобы возникли собственники. По существу, это означало отмену морали. «Современное российское общество – это больное общество, – пишет В. Кичин, – и все наши усилия по подъему экономики будут бессильными, пока мы не начнем лечить главную причину недуга – всеобщее падение морали»23.

Общественные науки в советское время были партийными, а все члены гайдаровской команды, несмотря на свою молодость, успели вступить в КПСС, сам же Е. Гайдар руководил отделами экономической политики сначала главного теоретического журнала партии – «Коммунист», а затем газеты «Правда», т.е. выполняемыми обязанностями был связан с двумя самыми важными идеологическими органами ЦК КПСС.

Анализируя корни ущербной морали первых руководителей России, американский писатель Д. Сэттер, более 12 лет проживший в России, приходит к следующему выводу: «Большинство этих “молодых реформаторов” в советское время были работниками идеологической сферы, где в их задачи входило способствовать “построению коммунизма”. Хотя они были в значительной степени прозападно настроены, им постоянно приходилось выражать точку зрения, прямо противоположную их истинным воззрениям. Результатом этого стала их моральная деградация, которая вызывала у них беспощадность по отношению к другим чиновникам коммунистического режима и к россиянам вообще» [22, c. 47].

Выношенная ненависть к советской власти постепенно переросла в неприязнь к собственному народу. К тому же у абстрактных теоретиков – неважно, более образованных или менее образованных – нередко исчезает гуманистическая составляющая социального поведения. Цель становится высшим и безоговорочным приоритетом. Она стала таковой и для В. Ленина, учившегося в Казанском университете, и для И. Сталина, учившегося в Тифлисской семинарии, и для Пол Пота, учившегося в парижской Сорбонне.

Игнорирование средств ради цели указывает на кровное родство большевиков («нравственно все, что ведет к победе коммунизма») и нынешних «либералов» («нравственно все, что ведет к победе рынка»). Просто в первом случае, замечает директор Института экономики РАН Р. Гринберг, в России победил радикализм левого толка, а во втором – правого [10, c. 8]. Если в первом случае экспроприировали частную собственность ради создания государственной, то во втором – экспроприировали государственную ради создания частной. Но с двумя существенными отличиями. Во-первых, большевики отнимали у богатых, чтобы поделить между бедными, тогда как нынешняя российская власть отнимает у бедных, чтобы поделить между богатыми. Во-вторых, большевики, отнимая у богатых, в первую очередь стремились использовать экспроприированные средства на развитие производства, предоставить рабочие места неимущим и делить уже продукт промышленного производства и его денежный эквивалент. Целью большевиков было производство. Цель реформаторов – раздел («распил»). В этом отношении можно сказать, что большевики были гораздо б'oльшими экономическими либералами, чем те, кто называет себя таковыми сегодня.

23 года руководства российской экономикой убедительно показали, что категория «производство» – чуждая для них. Справедливо подмечено, что операцию «продать товар, получить деньги и купить более дорогой товар» они еще понимают, а вот операцию «вложить деньги, произвести товар большей стоимости, чем вложено, и продать его за б'oльшие деньги» – нет. Они не умеют того, что умел любой капиталист XVIII в. – «организовывать производство прибавочной стоимости» [24, c. 19].