Соответственно, доля расходов в бюджете на социальные нужды должна быть существенно выше, чем в либеральных системах, а доля расходов на содержание госаппарата и силовых структур существенно ниже. И это вопрос именно доли. Последнее особенно важно для России, потому что у нас не просто малы расходы на социальные нужды, у нас их доля намного ниже, чем в США, не говоря уже о Европе.
Здесь присутствует некоторая важная тенденция, если не закономерность: чем выше степень социализации государства, чем активнее его социально регулирующая деятельность, тем меньше число государственных чиновников (мы имеем в виду аппарат управления и насилия, вынося за скобки такие категории государственных служащих, как учителя, врачи, социальные работники и т.п.) и тем меньше расходы на их содержание (на душу населения, естественно), а также ниже уровень коррупции. Хорошо известна международная статистика, показывающая, что, например, количество чиновников на душу населения в России больше, чем в США, а в США больше, чем в Скандинавских странах, что по уровню коррупции США опережают эти страны (государства с этой экономической моделью имеют один из самых низких в мире рейтингов по коррупции), а Россия – США. И обратно: мера социальности государства (о ней можно судить хотя бы по доле социальных расходов в госбюджете) в России ниже, чем в США, а в США ниже, чем в Скандинавии.
Эта тенденция не случайна: снижение меры социальной справедливости и стабильности существенно повышает число лиц, для которых характерно асоциальное, оппортунистическое поведение. Это касается и особо бедных (стремящихся к нелегитимному перераспределению богатства, вплоть до криминала), и особо богатых, чье сравнимое с государственным состояние стимулирует их к использованию нелегитимных методов поведения (от коррупции до корпоративного насилия и лоббирования). Ну а далее все просто: и из практики, и из экономической теории хорошо известно, что рост оппортунистического поведения резко повышает трансакционные издержки по спецификации и защите прав собственности и контрактов, а это снижает эффективность бизнеса и повышает расходы государства на содержание правоохранительных и силовых структур. Причем эта связь действует и на национальном, и на международном уровнях. В упрощенном виде ее можно выразить так: не хотите тратить средства на социальное развитие и решение глобальных проблем – будете тратить деньги на полицию и армию, страдая при этом от криминала, коррупции и угроз международной безопасности.
Итак, существует некая закономерность: чем выше социализация развития, тем меньше бюрократизация и коррупция. Почему? Да потому, что, скажем, в Скандинавских странах значительную часть социально-регулирующих функций осуществляет не государство, а институты гражданского общества. Именно они производят перераспределение ВВП через государственный бюджет при помощи очень ограниченного круга специалистов.
Особо важен в данном случае вопрос о наличии прогрессивного подоходного налога. Этот атрибут социальной ориентации и социального государства в политическом истеблишменте России (за исключением представителей левых партий) принято игнорировать. Между тем прогрессивный подоходный налог – это аксиома цивилизованного общежития современного социума.
К тому же прогрессивный подоходный налог на богатый «верхний слой» – это налог, который мало затронет интересы предпринимателя-творца, новатора. Он вызовет полное неприятие не того, кто творчески работает, а рантье и тех, кто ставит личное преуспеяние выше интересов дела.
Еще одно возражение касается того, что высокий налог предприниматели не будут платить. На наш взгляд, здесь проблема не в величине налога, а в социальной атмосфере в стране. Хорошо известно, что, например, российские олигархи или просто крупные бизнесмены, которые не хотят платить полностью 13%-ный налог в России, с радостью уезжают в Европу, где борются за право стать там гражданами и платить 40–50%-ные налоги.