В начале 1917 г. положение австро-венгерских пленных в Туркестане несколько улучшилось, но после февральских событий ситуация стала вновь резко ухудшаться, а к концу 1917 – началу 1918 г. в связи с освобождением пленных стала близка к критической. Ф. Бейли описал, что из себя представляло «освобождение» военнопленных, объявленное советской властью – открытие ворот лагерей и прекращение выдачи питания. Люди неожиданно оказались предоставленными сами себе и во многих случаях условия их жизни оказались еще хуже, чем в лагере [3, c. 42].
Согласно докладу главного врача ташкентского госпиталя для военнопленных Ташкентскому совету рабочих и солдатских депутатов в сентябре 1917 г., среди больных госпиталя, особенно среди больных венерическими заболеваниями, имелись лица, не желающие подчиняться госпитальным порядкам. Это выражалось в нежелании сдавать в цейхгауз свою одежду, в самовольных, без ведома лечащих врачей и администрации госпиталя, отлучках в город, особенно по ночам.
Причина самовольных отлучек, по словам военнопленных, заключалась в необходимости покупать в городе продукты питания и махорку. По мнению администрации госпиталя, это было лишь предлогом, так как ночь не самое подходящее время для похода за хлебом и махоркой.
В госпитале считали, что истинная причина такого поведения пленных – банальная распущенность. Пленные воровали казенное имущество и продавали его на черном рынке. И самое главное, больные, особенно венерическими заболеваниями, с одной стороны, являлись распространителями в городе тяжелых инфекций, с другой – среди больных в госпитале участились случаи сыпного тифа, свирепствовавшего на тот момент в городе [7, Д. 6. Л. 37–38].
Летом 1918 г. товарищ председателя Ташкентского исполкома Всеволод Черневский по поручению президиума Ташисполкома осмотрел места размещения военнопленных в Ташкенте. В своем отчете он отметил, что во главе лагеря, где содержались подданные Австро-Венгерской империи, в качестве коменданта стоял немец-офицер, назначенный датским посольством. Венгры составляли в лагере главный контингент (70%). Славян было ничтожное количество. Условия жизни австро-венгерских пленных Черневский оценил как «скотские». При этом в политическом отношении ничего опасного замечено не было [7, Д. 47. Л. 485–485 об.].
После заключения Брестского мирного договора в 1918 г. в России был создан Комитет иностранных подданных. Военнопленные постепенно начали возвращаться на родину. Летом 1918 г. в Туркестане оставались еще 33 тыс. бывших военнопленных [3, c. 42]. Какая-то их часть еще несколько лет, в качестве иностранных подданных, продолжала проживать и работать в крае.
Судьбы бывших военнопленных в Туркестане сложились по-разному. На улицах среднеазиатских городов можно было видеть военнопленных, просивших подаяние. Оркестры военнопленных играли в чайханах и ресторанах, весь обслуживающий персонал гостиниц состоял из подданных Габсбургской монархии [3, c. 33]. Австро-венгерская форма, которую носил и сам Бейли, с буквами F.J.I. (Император Франц Иосиф) на фуражках, долго мелькала по городам и весям Туркестана [3, c. 30]. Многие женились на вдовах или брошенных женах и начинали заниматься сельским хозяйством или ремеслом. Их потомки до сих пор проживают в независимых государствах Центральной Азии. Кто-то пытался наладить бизнес, но в условиях большевистского режима это было практически невозможно.
Значительная часть военнопленных заняла места русских солдат в армии. Приблизительно половину Красной армии в Туркестане составляли бывшие австро-венгерские военнопленные, в основном венгры. Многих из них пропаганда сделала энтузиастами строительства коммунистического общества. Но это тема для отдельного исследования.
На наш взгляд, главное последствие пребывания на территории Туркестана военнопленных-европейцев имеет гуманитарный характер. Пленные стали своеобразным ретранслятором для Европы древней цивилизации Средней Азии, а для Средней Азии – научно-технических и культурных достижений Европы. Несомненно, многие из них не только искренне полюбили Туркестан, но и придали новый импульс его развитию, оставшись там после окончания войны.
1. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 160. Оп. 708. Д. 1665; Д. 2939; Д. 2826; Д. 3073; Д. 3020; Д. 3034.
2. Ата-Мирзаев О., Гентшке В., Муртазаева Р. Межнациональная толерантность в Узбекистане: История и современность. Ташкент: Университет, 2004. 179 с.
3. Бейли Ф.М. Миссия в Ташкент. М.: Языки славянской культуры, 2013. 384 с.
4. Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и России в годы Первой мировой войны. Автореф. дис. на … канд. ист. наук. Москва, 1997. 24 с.
5. Ганн Ш. Мы дрались за Ташкент // Былые походы: Воспоминания словацких красноармейцев – участников Великой Октябрьской социалистической революции и Гражданской войны в СССР. М.: Воениздат, 1961. С. 201–207.