Здесь, мне кажется, не нужно пояснять, почему это опасно для государства. Все аргументы были достаточно подробно изложены почти 30 лет назад в резолюции XIX партийной конференции «О реформе политической системы советского общества»20
. Тогда речь шла о том, что в центре советской политической системы образовался и длительное время функционировал некий супергигант – государство, частично соединенное с тем, что в Конституции Советского Союза называлось «руководящей и направляющей силой общества» – Коммунистической партией, которая в течение длительного времени частично дублировала функции государства. Подчеркиваю: не подменяла, а именно дублировала. Но поскольку она была организацией в высшей степени авторитетной и сильной, это дублирование во многом превратилось в руководство (сосредоточение хозяйственно-управленческих функций в руках партийно-политического руководства )21.Круг замкнулся. Вместо диалектической спирали мы вернулись к ситуации 1988 г., только в худшем варианте. Разрушив одного политического гиганта, мы создали нового, но только менее профессионального и с более серьезными авторитарными претензиями22
. Сегодняшняя ситуация значительно опасней: поскольку монополизация власти партийно-государственным аппаратом прикрыта фальшивой многопартийностью и некоторыми другими демократическими атрибутами, которые на самом деле либо являются симулякрами, либо жестко ограничены в своей активности. Любые ссылки на формальное наличие значительного числа зарегистрированных партий, оппозиционных СМИ и свободы выражения мнения опровергаются результатами выборов, тиражами и аудиторией оппозиционных медиаресурсов и фактами уголовного преследования за инакомыслие пользователей соцсетей.Теорией и практикой (в том числе нашей собственной) неопровержимо доказано, что монополия на власть приводит к деформации и деградации политической системы. Общество и государство в таких условиях перестают развиваться и модернизироваться. А это в первую очередь является риском для государства. Аналогичные доказательства существуют и в отношении политической конкуренции – ее отсутствие не только разрушительно для политической системы общества, но также абсолютно гибельно для рыночной экономики, поскольку политическая и экономическая конкуренция – взаимосвязанные и взаимозависимые явления.
Выборы обнажили недовольство политической ситуацией половины населения страны и зафиксировали недоверие граждан к государству.
Результаты выборов были запрограммированы присоединением к России Крыма весной 2014 г. Поддерживаемая СМИ всеобщая эйфория от возрождающегося величия Державы подняла тогда престиж всех государственных институтов, в том числе и партии власти. Рейтинг «Единой России», просевший к 2013 г. до 25% в целом (при этом намного ниже 20% в крупных городах и в некоторых других регионах), вырос сначала до 40%, достиг максимума 50% к середине 2015 г., и снова начал снижаться, пробив на части территорий отметку в 30%. Чтобы минимизировать падение рейтинга, которое могло только усилиться в конкурентной борьбе с реальными претендентами на депутатские мандаты, было принято решение «сушить выборы» (это такой политтехнологический термин, означающий минимальное информирование населения об избирательной кампании). Именно поэтому выборы многим показались скучными. Но эта тактика оказалась мнимой.
Сомнительная легитимность всей избирательной кампании и ее результатов сыграла роковую роль: через неделю после выборов доверие к Госдуме рухнуло до 22%. Рейтинг Совета Федерации просел практически вдвое (с 40 до 24%). Одновременно снизился уровень доверия граждан к прокуратуре (с 37 до 24%), полиции (с 29 до 24%) и к суду (с 29 до 22%). Даже рейтинг Президента, которому россияне доверяют больше других, упал с 80 до 74%23
.А ведь это очень тревожный признак. Любое государство тем устойчивее, чем выше его поддержка населением. Своим высокомерно-презрительным отношением к важнейшему конституционному политическому праву граждан – праву избирать и быть избранными – государство само оттолкнуло от себя избирателей, кратно ослабив свои позиции в обществе.