Турецкая столица была ответственным местом службы для любого европейского дипломата. Порой на берегах Босфора решались вопросы войны и мира в Европе. За деятельностью дипломатического корпуса, представленного при Османской Порте, внимательно следили правительства ведущих держав – только опытные и искушенные политики получали столь ответственное назначение. Строганов прибыл в Константинополь в ранге посланника. В первой половине XIX в. Россия имела послов только в трех европейских державах – Англии, Франции и Австрии. Дипломатический корпус России в Николаевскую эпоху состоял преимущественно из иностранцев, приехавших из самых разных, главным образом немецких государств. В начале царствования Николая I дипломаты нерусского происхождения составляли 68 процентов дипломатического корпуса, а к концу его правления уже 81 процент[61]
. В «эпоху Нессельроде» послом в Берлине был Д. М. Алопеус, в Париже – К. О. Поццо-ди-Борго, в Лондоне – Х. А. Ливен, а затем Ф. И. Бруннов[62]. Правда, одновременно Россию за границей представляли Д. П. Татищев в Вене, А. С. Грибоедов в Тегеране и Г. А. Строганов в Константинополе. Безусловно, одно лишь происхождение не могло характеризовать дипломата как поборника национальных интересов страны. Выходец из Вестфалии Фридрих Гейсмар, русский боевой генерал, писал по этому поводу: «Вообще непонятно, отчего в России хотят узнать русского только по фамилии, тогда как следовало бы его оценивать только по деяниям и образу мыслей»[63]. Что касается нового посланника в Константинополе Григория Александровича Строганова, то его образ мыслей и практические шаги были направлены на достижение наибольших политических выгод для России.Строганов был сторонником решительных действий по отношению к Османской империи и имел твердое убеждение в бесполезности воздействия на Порту дипломатическим путем. Он разделял распространенную в то время идею о мессианской роли России среди православного населения Турции. Политическое кредо посланника находило поддержку у второго статс-секретаря по внешним делам И. Каподистрии. Как и Строганов, Каподистрия считал, что Россия должна содействовать освобождению балканских народов от гнета османов. Некоторое время Александр I находился под большим влиянием идей своего второго статс-секретаря. Об этом свидетельствует то, что проведение политического курса в отношении Османской империи было поручено Каподистрии и Строганову, которые придерживались достаточно радикальных взглядов на роль России в Балканском регионе[64]
. В личной переписке единомышленники позволяли себе критику, на их взгляд, недальновидной политики правительства, строившего свои расчеты на возможности урегулирования спорных русско-турецких вопросов путем мирных переговоров.В инструкции Министерства иностранных дел, полученной Строгановым, подчеркивалось неоспоримое право России на покровительство православным подданным Порты и намечались задачи, которые должна была решить его миссия. Речь шла о выработке основ русско-турецких отношений, а также проведении переговоров по ряду спорных вопросов. Одним из основных пунктов противоречий оставалась проблема выполнения VIII статьи Бухарестского договора.
В многочисленных нотах и памятных записках, адресованных Порте, Строганов обращал внимание османского правительства на притеснения, чинимые сербским подданным вопреки заключенному договору, и выдвигал следующие требования: сократить в два раза подати, выплачиваемые сербами Порте, уменьшить численность турецких гарнизонов в сербских крепостях, предоставить сербскому народу право избирать себе начальников, разрешить русскому представителю находиться в Белграде, а сербскому – в Константинополе. Гарантом урегулирования сербско-турецких отношений должен был выступить российский император[65]
.Османское правительство пыталось затянуть сроки исполнения своих обязательств в отношении Сербии, выдвигая встречные претензии к России относительно русско-турецких границ на Кавказе. По VI статье Бухарестского договора Россия должна была возвратить Турции все территории, занятые русскими войсками в ходе военных действий. При этом не имелись в виду те области, которые добровольно вошли в состав России. К ним относились Имеретия, Мингрелия, Абхазия и Гурия. Султанское правительство, называя две последние области оккупированными, требовали их возвращения. Став камнем преткновения, кавказский вопрос не давал возможности продолжить переговоры с Османской империей по интересующим Россию проблемам[66]
.