Австрийское руководство также было крайне встревожено новостями из Сербии. Политические перемены в жизни княжества грозили появлением требований подобных же преобразований со стороны австрийских подданных-сербов. Заинтересованность австрийских властей в сохранении status quo в Сербии соответствовала стремлению российского правительства к совместному противодействию конституционным преобразованиям в княжестве. Изменения там должны были ограничиться административной реформой. Бутенев советовал из Константинополя приняться прежде всего за реформу судопроизводства, сбора налогов, торговли и промышленности, школ и училищ[239]
. Сербский князь соглашался с этими советами, но более всего был доволен тем, что Бутенев отверг Устав: «Утешительно было для меня видеть, что ваше превосходительство выхваляет приостановку Устава нашего», – писал он посланнику в апреле 1835 г. Милош был настолько воодушевлен поддержкой русского двора, что намеревался направить в Петербург благодарственную делегацию, однако это предложение было в вежливой форме отклонено К. В. Нессельроде[240].Внутриполитические противоречия в Сербии вызывали серьезную озабоченность российских правящих кругов. Из донесений Бутенева в Петербург не всегда было ясно, что же именно происходит в княжестве, поскольку посланник пользовался сведениями, носившими или односторонний характер (под влиянием переписки с Милошем), или сильно запоздавшими, которые исходили от сербских представителей в турецкой столице. Сербский князь излагал события крайне тенденциозно. Так, в «партикулярном» письме Нессельроде, пытаясь объяснить недавние события в Сербии, он писал: «…не весь народ недоволен был моим правлением, но только несколько воспаленных голов, которые, вопреки напряжению моему одержать образ монархического правления, желали ввести конституцию»[241]
. В этом же письме Милош приписывал себе заслуги по улучшению торговли, развитию промышленности и образования в Сербии. «Медленный ход» положительных перемен он относил за счет отсутствия опытных и образованных специалистов в разных областях знания.Оценивая принятый Сретенской скупщиной Устав, сербский историк Р. Люшич характеризует его как документ, имеющий сугубо сербское происхождение. Этим он отметает предположения о том, что Устав был простой компиляцией европейских конституционных актов, в частности французской декларации о правах человека. Ведь именно эта параллель вызывала наибольшее негодование со стороны российских властей. Тем не менее вызывает сомнение утверждение историка о том, что Устав был отменен в угоду России[242]
. Как кажется, это был лишь предлог, но не причина краткой жизни Устава. Пойти навстречу желанию России уничтожить сербскую конституцию, еще раз выказав при этом подчинение великомонаршей воле, было прежде всего выгодно самому Милошу. Сербский князь еще раз доказал свое уже известное умение угодить всем, соблюдая в первую очередь свои собственные интересы. Тем более что согласно принятому Уставу почти все члены основанного Совета принадлежали к лагерю оппозиции.Несмотря на все сложности внутриполитической обстановки в Сербии, более всего летом 1835 г. Милоша занимала его поездка в Константинополь и предстоящая встреча с султаном. Путешествие было предпринято в августе и продлилось до конца октября. Немалую роль в том торжественном приеме, который был оказан сербскому князю в турецкой столице, сыграла поддержка Бутенева. В честь Милоша был дан прием в российском посольстве, и далее на протяжении всего пребывания князя в Константинополе он пользовался советами российского представителя, чего не мог не оценить, оказавшись в центре внимания дипломатического корпуса и Порты. Уже из Сербии он писал Бутеневу о том, что «все почести и отличия, равно как и прием, оказанный мне в столице Оттоманской империи, оказаны мне единственно по сильному покровительству России над Сербиею»[243]
. В своих последующих письмах сербский князь не раз возвращался к этой теме, подчеркивая свою преданность России и благодарность ее посланнику. За этими намеренно преувеличенными изъявлениями верности высокой покровительнице тщательно скрывались поиски новых ориентиров во внешнем мире.