Россия и становление сербской государственности. 1812–1856

С отменой Устава усилилась борьба соперников Милоша за ограничение его власти. Во избежание новых заговоров и восстаний Милош решил сам возглавить работу по подготовке нового документа, призванного заменить ранее отмененный. В мае 1835 г. сербский князь сообщал российскому посланнику, что новый Устав, разработанный 12 «самыми умнейшими» старейшинами Сербии, уже готов и переведен на русский язык, с тем чтобы с ним мог ознакомиться российский представитель[244]. О том, как в действительности далек был Милош от введения какого-либо конституционного акта, красноречиво свидетельствует его признание посланнику. «Ныне, – писал Милош, – по многократном испытании сил своих в сочинении сего Устава, нашед себя весьма слабым, я должен признаться… что в сочинении оного я не вижу никакой надобности»[245]. Далее сербский князь сообщал, что имеет намерение принять новые законы, таким образом какой-либо документ, их заменяющий, является «излишним и ненужным». Кроме того, Милош замечает, что разговоры об Уставе вызывают «холодность императорского министерства» и влекут за собой недовольство покровительствующей стороны. Это слишком большая потеря для сербского народа, если к тому же «никто в Сербии не знает, что такое есть Устав и к чему он клонится»[246]. Несмотря на желание Милоша «закрыть» вопрос об Уставе, сделать это ему не удалось. Составлять новый вариант было поручено С. Радичевичу, а Милош контролировал его работу и корректировал те положения, которые его не слишком устраивали. По новому проекту вся власть в княжестве сосредоточивалась в руках князя, а автономное положение Сербии гарантировалось пятью великими державами[247].

Это положение о замене российского покровительства коллективной гарантией европейских держав впервые появилось в сербских документах и свидетельствовало о том, что русско-сербские отношения к тому времени не были столь безоблачными, как это может показаться из официальной переписки князя с российскими чиновниками. Милош явно начал поиски иных покровителей.

Правящие круги России не могли скрыть своего недовольства, наблюдая за событиями в Сербии. Ситуация в княжестве стала развиваться не по тому сценарию, который был задуман российскими властями. В целом положение об ограничении авторитарной власти Милоша входило в планы российских чиновников, однако это должен был зафиксировать документ, ничем не напоминающий европейские конституционные акты. Сербская историография отмечает, что вопрос о сербском Уставе вызвал такую заинтересованность России, словно речь шла не о турецкой, а о российской провинции[248].

С целью оказать влияние на внутриполитическую обстановку в Сербии туда был послан генеральный консул в Бухаресте барон Петр Иванович Рикман. Выбор Рикмана для этой миссии был явной ошибкой петербургских властей. Во-первых, он избрал неверную линию поведения с князем: он вел себя надменно и разговаривал свысока как с Милошем, так и со старейшинами. Во-вторых, он пытался убедить сербское руководство в том, что княжество не является самостоятельным государством и ему не требуется ни Устав, ни государственные знаки отличия, такие как герб и флаг. Наконец, Рикман был немцем, а в Сербии с предубеждением относились ко всем не исконно русским, прибывающим из России. Но самым ошибочным в позиции царского представителя было то, о чем выразительно сказал соратник Милоша Й. Живанович: «Он хочет, чтобы все осталось по-старому. Старого нет».

Вполне справедливым выглядит тезис Р. Люшича о том, что вопрос сербского Устава перерос из внутренней проблемы в международную. Самое непосредственное участие в его решении приняли Россия, Турция, Австрия. Позже к ним присоединилась Англия. По мнению другого сербского историка, В. Поповича, именно подключение Великобритании к борьбе за преобладающее влияние в Сербии вывело княжество из узких рамок русско-турецко-австрийского круга и ввело в большую европейскую политику[249]. С этим утверждением можно согласиться, если принять во внимание, что позиция Англии была противопоставлена интересам России, Австрии и Турции и предоставила сербскому князю некоторую альтернативу внешнеполитической ориентации. Напротив, российское и австрийское руководство нашли много общего в своих взглядах на происходящие в Сербии события.