Россия и Запад

22 июня наша общественность отмечала 60-летие со дня моего рождения и 35-летие моей научно-педагогической деятельности. В числе приветствий, присланных по телеграфу, было и приветствие от Филологического факультета Ленинградского университета, очень тронувшее меня; в этом поздравлении упомянуты фамилии профессоров — Алексеева, Беркова и еще чья-то, дошедшая в совершенно искаженном виде (сохранились только буквы «зд»). Полагаю что присылкой этой телеграммы я обязан Вам, т. к. наша юбилейная комиссия посылала извещение на Ваше имя, и думаю, что недостающая третья фамилия — Ваша. Прошу подтвердить это. Глубоко признателен за то, что Вы и Ваши коллеги тепло отнеслись к моему скромному празднику. Такое дружеское отношение особенно ценно для нас, провинциальных работников, ведущих свою педагогическую и исследовательскую деятельность вдали от академических центров страны. Прошу Вас передать Вашим коллегам привет от меня и благодарность за присланное мне поздравление (л. 6–7).

Следующее сохранившееся в фонде Азадовского письмо написано через полтора года (датировано 23 декабря 1948-го). В качестве новогоднего подарка Семенов высылает своему корреспонденту «новую книгу, вышедшую здесь, — „Осетинские нартские сказания“», подчеркивая, что «принимал в ее подготовке близкое участие» (л. 10)[1053]. Азадовский не остался в долгу и отправил в ответ оттиск своей работы о Радищеве. В письме от 12 января 1949 года Семенов писал: «Получил Ваше дружеское письмо. Благодарю за присылку Вашей интересной статьи о фольклорной теме в „Путешествии“ Радищева; статья очень содержательна. Только Вы не отметили, в каком сборнике напечатана она?» (л. II)[1054]

Судя по письму от 12 января 1949 года, Азадовский просил присылать ему все, что выходит по интересующей его тематике на Северном Кавказе. «Относительно краеведческих изданий напишу в Нальчик и Грозный о высылке Вам некоторых изданий со статьями по литературе и фольклору» (л. 11), — обещал ему Семенов. В открытке от 1 марта 1949 года он сообщал о результате своих переговоров: «По моей просьбе Грозненский Н<аучно>-И<сследовательский> Инст<итут> и Кабардинский Н<аучно>-И<сследовательский> Институт выслали Вам некоторые свои издания. У нас тоже печатаются новые сборники со статьями по вопросам культуры. Когда они выйдут в свет, вышлю их» (л. 16). Было ли выполнено это обещание, нам неизвестно.

Письма к Азадовскому менее информативны, чем, например, письма к Гершензону или И. Н. Розанову. Это обусловлено не только менее близким и менее длительным общением (с Розановым Семенов познакомился в 1924 году в московском Доме ученых[1055]), не только иным, уже не дореволюционным дискурсом с его открытостью и исповедальностью (как в письмах к Гершензону), но и рядом объективных обстоятельств другого рода. Тут и военная цензура, действовавшая еще летом 1945 года (на письме от 7 июля 1945-го стоит штамп «просмотрено военной цензурой»). Тут и тяжелая болезнь сердца, начавшаяся у Семенова в конце 1940-х и заставившая его в 1951 году оставить преподавательскую деятельность. Недаром в 1949-м он сетовал:

Слабость здоровья — наша общая участь. Когда были помоложе, не думали о нем, а теперь недомогание само о себе напоминает. Нельзя порой не задуматься о том, что мы — «последние из могикан»; коллег старше нас уже почти нет! Между тем хотелось бы поработать в излюбленной области, сделать еще кое-что пока хватит сил… (л. 11).

Тут и еще более существенная причина — развернувшаяся в конце 1940-х борьба с космополитизмом. В феврале 1949 года Азадовский был изгнан со всех мест его работы, а Семенову как криминал начинали вменять сравнения, к примеру, тех же нартских сказаний с мировыми фольклорными образцами.