В 1861 и 1862 годах, даруя жителям Царства разные льготы и преимущества, мы распространили оные и на римско-католическое духовенство… С тем большею скорбью усмотрели мы, что во время возникших вслед за тем в Царстве волнений некоторая часть духовенства римско-католического не оказалась верной ни долгу пастырей, ни долгу подданных. Даже монахи, забыв заповеди Евангелия и презрев добровольно принесенные пред алтарем обеты иноческого звания, оскверняли стены обителей, принимая в них святотатственные присяги на совершение злодеяний, а некоторые вступали сами в ряды мятежников и обагряли руки свои кровью невинных жертв… Мы убедились в невозможности оставить монастыри Царства в том исключительном состоянии, которое предоставлялось им доселе по особенному снисхождению правительства.
Всего, согласно этому указу, в Польше за соучастие в мятеже ликвидировали 39 мужских монастырей с 674 монахами. Еще 71 монастырь с 304 монахами и 4 женских монастыря с 14 монахинями закрыли формально «по малолюдству», хотя, конечно, и здесь политические мотивы доминировали.
Последней точкой в этом жестком противостоянии Петербурга и Ватикана, спровоцированном польскими событиями, можно считать скандальную аудиенцию, данную Святейшим Папой 15 (27) декабря 1865 года российскому поверенному барону Мейендорфу. Когда на очередные жалобы понтифика Мейендорф ответил, что в Польше католицизм сам отождествил себя с революцией, папа, не сумев сдержать гнева, воскликнул: «Я уважаю и почитаю его величество императора, но не могу сказать того же о его поверенном в делах, который, конечно в противность императорской воле, оскорбляет меня в моем собственном кабинете!»
В результате столь бурного обмена любезностями оскорбленными сочли себя обе стороны. Мейендорфа, высказавшего папе, естественно, не свою собственную позицию, а мнение Александра II, Россия тут же отозвала в знак протеста: обидев русского поверенного, папа обидел русского императора. В свою очередь, Ватикан заявил, что с момента оскорбительного заявления Мейендорфа он более не признает русской дипломатической миссии.
Двадцать седьмого ноября 1866 года указ русского императора упразднил конкордат с Римом. Впрочем, это являлось уже пустой формальностью.
Россия «наивная», «наглая» и «опасная». Взгляд из Берлина, Вены и Лондона
Свою заветную мечту – «рубануть саблей» по Парижскому договору – Александру Горчакову удалось осуществить в 1870 году. Для этого русская дипломатия воспользовалась начавшейся франко-прусской войной, которая, естественно, внесла в европейские дела немалый сумбур. Девятнадцатого августа был обнародован циркуляр, направленный всем русским посольствам, где Петербург, поставив Европу перед фактом, объявил: отныне Россия не намерена больше соблюдать ту статью Парижского трактата, что ограничивает ее действия на Черном море.
Думается, что мысленно этот циркуляр Горчаков написал очень давно, возможно, сразу же после назначения его министром иностранных дел, поскольку аргументация документа полностью базируется на том, что князь сказал в свое время по поводу мелких нарушений другими державами Парижского трактата: «Я очень доволен, что этому трактату наносят удары перочинным ножом». Просто теперь ту же самую мысль русские облачили в соответствующую дипломатическую форму. Если перевести с дипломатического языка на простой человеческий, мы получим в результате всего лишь два слова: «Сами нарушали!»
Анна Тютчева, фрейлина императрицы Марии Александровны, в эти дни записала в своем дневнике: