Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II

Активно контактировал Шетарди в канун переворота и со шведским посланником в России Нолькеном. Именно в ходе этих бесед возникла мысль о том, что шведские войска, воспользовавшись неразберихой в Петербурге, могут начать боевые действия против русских. Истинной целью операции был, естественно, пересмотр результатов Ништадтского мира, но войну можно было начать и под более «благородным» предлогом, то есть поддержки притязаний Елизаветы на русский престол.

О том, какие сложные маневры происходили в канун переворота, дает представление небольшой отрывок из книги Казимира Валишевского «Дочь Петра Великого»:

Перед тем как пустить в ход главный рычаг заговора, Нолькен вдруг обнаружил его тайную причину. Он предложил немедленно ввести на русскую территорию сильный отряд шведских войск, но требовал от цесаревны письменного обязательства возвратить Швеции земли, завоеванные Петром Великим. Он опирался на обещания, данные будто бы Елизаветой, но она впоследствии оспаривала их подлинность, и они действительно оказались весьма неопределенными. В своей переписке с французским послом Нолькен утверждал, что цесаревна сама признала права Швеции на возвращение ей части потерянных земель в виде награды за услугу, оказываемую ею дочери Петра Великого, и что она почти обещала дать на то обязательство.

Никакого письменного обязательства от Елизаветы Нолькен так и не получил, да и не мог, конечно, получить, поскольку сама попытка дочери Петра отдать Швеции земли, завоеванные отцом, была бы для ее престижа самоубийственной. С другой стороны, тайные переговоры по этому поводу, судя по всему, действительно велись, а не являются выдумкой шведского дипломата. Просто между понятиями «почти обещать» и «дать письменное обязательство» пролегает глубочайшая и порой непреодолимая пропасть. Ее-то и не смог перескочить швед.

В свою очередь, Елизавета считала, что иностранные партнеры делают далеко не все, что могут. Претензии касались и вопроса финансирования переворота, и гласной международной поддержки. Шведы вторглись в Россию, но при этом не высказались в пользу Елизаветы. Претензии были услышаны: денег подбросили еще, а шведы наконец выпустили официальный манифест, где объявили себя защитниками прав Елизаветы Петровны.

В истории, впрочем, бытует и другая, очень короткая, но не менее убедительная, версия относительно переговоров со шведами. На предложение шведов, переданное ей через посредничество Шетарди, дочь Петра сразу же и категорично ответила: «Лучше я не буду никогда царствовать, чем куплю корону такой ценой!» Что же касается шведского манифеста, то он являлся лишь дымовой завесой, простым пропагандистским прикрытием военной операции.

Нельзя сказать, что действия заговорщиков остались незамеченными. Правительницу Анну Леопольдовну пытались предостеречь многие. Одним из первых почувствовал беспокойство чуткий Остерман, который и приехал со своими тревогами к правительнице. Та заявила, что все это сплетни, что Елизавета ее подруга и неспособна на интригу. Вместо серьезного разговора Остерману предложили внимательно рассмотреть наряды, сшитые для маленького императора Иоанна Антоновича.

Информация о готовящемся перевороте шла и из иностранных источников. На эту тему с правительницей пытался беседовать польско-саксонский посланник Линар. Результат был такой же, что и в случае с Остерманом. Бурю предчувствовал даже недалекий супруг Анны Леопольдовны генералиссимус Антон Ульрих. И он несколько раз обращал внимание на хмурые взоры гвардейцев. В ночь переворота муж безуспешно пытался убедить жену выставить дополнительную охрану из верных ему солдат.

Оптимизм Анны Леопольдовны не был столь уж наивным, как может показаться на первый взгляд: она хорошо знала характер Елизаветы, а потому не верила, что та способна решиться на государственный переворот. Елизавета действительно, несмотря на все приготовления, колебалась. Но рядом оказался Лесток, а вот его энергии и темперамента Анна Леопольдовна в своих расчетах не предусмотрела.