Россия или Московия? Геополитическое измерение истории России

С другой стороны, сам Кавказ в силу своей геополитической значимости становился объектом притязаний ведущих европейских держав. Великобритания, например, и не скрывала, что отделение Кавказа от России является важнейшей стратегической задачей. Поэтому Кавказ, находившийся за тысячи километров от Англии, был объявлен сферой ее жизненно важных интересов. В целом противодействие закреплению России на Кавказе и дальнейшей ее экспансии приняло комплексный характер. Объяснялось это тем, что «Кавказская армия, – по словам русского военного историка Р. Фадеева, – держит в своих руках ключ от Востока. Это до того известно нашим недоброжелателям, что во время истекшей (Кавказской. – Л. И.) войны нельзя было открыть английской брошюры, чтобы не найти в ней толков о средстве очистить Кавказ от русских»[126]. Английское правительство и в официальных документах не скрывало, что «кавказская проблема» – присутствие России на Кавказе – являлась одной из основных причин Крымской войны. Обосновывая задачи данной войны, лорд Пальмерстон, например, писал: «Лучшей и самой эффективной гарантией европейского мира в будущем явилось бы отделение от России некоторых приобретенных ею окраинных территорий: Грузии, Черкесии, Крыма, Бессарабии, Польши и Финляндии…»[127].

Поражение России в Крымской войне, итоги которой были закреплены условиями Парижского договора (1856), определили главное направление ее политики во второй половине XIX века. Самыми тяжелыми условиями договора для России были статьи о нейтрализации Черного моря, о запрещении ей держать там военные корабли и строить крепости. Статьи Парижского договора, например, лишали Российскую империю, державу черноморскую, возможности защиты своих южных границ при нападении враждебных государств, корабли которых могли появиться в Черном море через Дарданеллы и Босфор (нейтрализация не распространялась на проливы)[127]. Россия не могла мириться с положением, при котором ее черноморская граница оставалась незащищенной и открытой для нападения. Кавказскому региону, который царское правительство считало форпостом России на Черноморском побережье, в реализации этих планов отводилась важная роль. Данная позиция, например, наиболее наглядно выражена словами русского военного теоретика и историка генерала Р. Фадеева: «Для России Кавказский перешеек вместе и мост, переброшенный с русского берега в сердце азиатского материка, и стена, которою заставлена Средняя Азия от враждебного влияния, и передовое укрепление, защищающее оба моря: Черное и Каспийское»[128].

В связи с этим была разработана внешнеполитическая программа русского правительства, сформулированная канцлером Российской империи А. М. Горчаковым в циркулярной депеше русским послам за границей от 21 августа 1856 года. В ней содержалось облетевшее весь мир выражение: «Россия не сердится, она сосредоточивается». Это означало, что Россия собирается с силами, сосредоточивает внимание на экономических и политических вопросах, связанных с внутренним развитием государства[129].

Во внешнеполитическом плане с конца XIX века до кануна Первой мировой войны для России вновь заметно возросло значение черноморских проливов. «Морской путь через проливы является для нас важнейшей торговой артерией», – писал вице-директор канцелярии МИД России Н. А. Базили в памятной записке «О целях наших на проливах». По подсчетам Базили, в среднем за десятилетие (с 1903 г.) вывоз товаров через Босфор и Дарданеллы составил 34 % всего вывоза России. Особенно большую роль играли проливы в русском хлебном экспорте. Накануне Первой мировой войны от 60 до 70 % всего хлебного экспорта шло через проливы[130].

В военно-политическом плане по вопросу проливов Россия занимала позицию: Босфор и Дарданеллы должны принадлежать или Турции, или России. Обладание проливами какими-либо другими государствами не допускалось. И поэтому даже во время болгаро-турецкого конфликта, после занятия болгарскими войсками г. Адрианополя и вследствие этого непосредственной угрозы Стамбулу, – правительством Александра III объявляется мобилизация и выражается готовность, в свою очередь, оккупировать Константинополь, с тем чтобы это не было сделано Болгарией (к исходу XIX века окончательно ставшей союзницей Германии).