Россия. История успеха. Перед потопом

Пока не появилось Уголовное уложение 1845 г., в распоряжении судьи сплошь и рядом были столь архаичные законы, что ему приходилось, отложив их в сторону, руководствоваться просто здравым смыслом. И что же? Мемуары почему-то не пестрят жалобами на нелепые приговоры. Жаловались на волокиту, взятки, крючкотворство, но эти жалобы стары как мир и универсальны во всем мире: прочтите «Холодный дом» Диккенса, современника Сухово-Кобылина.

Когда Р. Пайпс отважно заявляет: «До судебной реформы Россия не знала независимого судопроизводства», это напоминает реакцию специалиста по анатомии пингвина, которому показали атлас анатомии человека. Почему-то никого не смущают разительные отличия между англо-саксонским судом и судами стран, развивавших римское право. Каждая страна торила свой путь и имела на это право.

Реформа 1864 г. не принесла судебный рай. На укоренение нового суда ушло лет двадцать, в течение которых только и было разговоров, что он не приживается, что он не для России. Когда же наконец всем надоело повторять одно и то же, вдруг выяснилось, что в России очень даже неплохой суд. Но по-настоящему его оценили, лишь когда его не стало. Порой одна мимолетная фраза может заключать в себе очень много. «Отношение к русскому правосудию, как к самому справедливому и честному в мире, еще твердо держалось; не сразу можно было осознать, что все коренным образом изменилось, и такое замечательное учреждение, как русский суд, – тоже»[122], – передает мемуаристка потрясение, испытанное ей в 1918 г. Эти слова – напоминание о ясной и непоколебимой уверенности людей ушедшей России в своем суде, уверенности, которая не свалилась с неба, а покоилась на их жизненном опыте.

Русский суд кончился, когда четырьмя декретами между 24 ноября (7 декабря) 1917 г. и 30 ноября 1918 г. юрист по образованию Ленин отменил, уничтожил весь корпус законов Российской империи («При рассмотрении всех дел народный суд применяет декреты рабоче-крестьянского правительства, а в случае отсутствия соответствующего декрета или неполноты такового руководствуется социалистическим правосознанием. Ссылки в приговорах и решениях на законы свергнутых правительств воспрещаются»). К сожалению, мало кто осознает, что этот акт – один из самых разрушительных и страшных даже на фоне остальных страшных преступлений большевизма. Последствия этого акта будут сказываться, вероятно, весь XXI в. Нынешняя Дума вынуждена заново (и не всегда удачно) изобретать земельное, финансовое, банковское, залоговое, вексельное, наследственное, переселенческое, национально-административное и десятки других видов законодательств, тогда как другие страны пользуются сводами своих законов двух– и трехвековой давности, понемногу их обновляя. Предложения вернуться к Своду законов на 2 марта 1917 г. и к Основным законам от 23 апреля 1906 г., звучавшие начале 90-х, были отвергнуты нашими темными красными законодателями без обсуждения.

3. Петровские реформы: и катастрофа, и прорыв

Тезис об отсутствии русской демократической традиции относится к донаучным представлениям и должен занять свое место где-то между «теплородом» и «самозарождением организмов». Тем, кто не хочет попасть с этим тезисом впросак, стоит ознакомиться с книгой В. Н. и А. В. Белоновских «Представительство и выборы в России с древнейших времен» (М., 1999). Впрочем, данный вопрос бывает довольно внятно освещен и в обычных учебниках истории государства и права.

Мы никогда не узнаем, как бы развивались российские формы парламентаризма и самоуправления, если бы не переворот Петра I. Петр стал разрушителем русских демократических институтов. При нем не только прервалась практика созыва Земских соборов, он, по сути, уничтожил их основу – старинное земство, внедрив в самоуправление бюрократический элемент. В 1702 г. он упразднил губные учреждения, к 1711 г. сошла на нет Дума. Западник Петр создал бюрократическое государство, где власть принадлежала чиновникам, а роль выборных лиц была резко понижена.